Во время редких дневных налетов нашим друзьям из люфтваффе порой удавалось отправить немногие истребители на перехват бомбардировщиков. В этих случаях нам предстояло быть зрителями настоящих «собачьих боев». Однако, несмотря на все усилия наших истребителей, вражеским бомбардировщикам всегда удавалось прорваться к цели, чтобы обрушить свой смертоносный груз на наши головы. Разумеется, наши подводные лодки были надежно укрыты от воздушных атак в железобетонных бункерах для субмарин, поэтому неприятель изменил свою тактику и стал пытаться уничтожать экипажи субмарин. Пытаясь хотя бы частично замаскировать нас, некоторые из наших подразделений воздушной маскировки стали создавать гигантские облака дымовых завес с целью прикрытия автобусов, перевозивших нас от казарм к бункерам подводных лодок.
Воздушные атаки становились также активнее, когда наши подводные лодки покидали гавань или возвращались в нее. Сопровождавшие нас корабли, которые в начале кампании представляли собой один-другой морской тральщик, теперь состояли из значительного числа больших и сильнее вооруженных кораблей. Как изменилась обстановка по сравнению всего с шестью месяцами тому назад! В конце концов, однако, наша воля сражаться никогда не уменьшалась перед лицом этих решительных нападений. В самом деле, эти мощные воздушные атаки на нас представлялись доказательством угрозы наших подводных сил для выживания союзнических сил. Мои боевые друзья из нашего экипажа и я сам были более чем когда-либо исполнены определенности заставить врага платить за те горе и разрушения, которые он почти ежедневно обрушивал на нас.
Когда первая половина нашего экипажа вернулась из отпуска домой, наступила моя очередь повидать родной дом. Я чувствовал себя гордым, как павлин, щеголяя элегантно выглядевшей морской формой в толпе армейцев и гражданской публики. Темно-синий цвет формы постоянно выделял меня из океана облаченных в фельдграу39 армейцев, а эмблема подводников с блестящей золотой субмариной на левой стороне груди привлекала восхищенные взгляды многих молодых девиц.
Поездка домой на поезде не принесла мне особого интереса, хотя и я заметил несколько разрушенных бомбами домов в городах, вдоль которых проходил поезд. Первые две недели я провел с моими родителями в Боттендорфе. Вряд ли стоит упоминать, что они были очень рады видеть меня. Я был особенно рад видеть гордость на лице моего отца, когда его затуманенный взгляд падал на мою форму. Отец мой был из молчаливых людей, но взгляд его, как барометр, точно отражал его настроение.