7 декабря, в первый раз за последние недели, мы получили несколько предупреждений от Metox о касании нас лучами радаров. Это было совершенно четкое предупреждение о том, что мы входим в Бискайский залив. С этого момента мы тщательно следили за появлением любого вражеского корабля или самолета. Мы были особенно осторожны, когда пересекали маршрут британских самолетов, которые вели челночное патрулирование между Гибралтаром на юге и мысом Лендс-Энд (крайняя западная точка полуострова Корнуолл) на севере – печально известный «путь самоубийц».
На следующий день мы радировали в Лорьян просьбу организовать наш эскорт в порт. Они ожидали нашего прибытия через 36 часов, но нам пришлось задержаться из-за многочисленных экстренных погружений и тяжелых зимних штормов. Среди экипажа только и было разговоров, что мы будем делать в веселых кварталах Лорьяна. Исключением был, конечно, бедный парень с венерической болезнью. Он был молчалив и угнетен предстоящим ему неизбежным арестом и пугающими медицинскими процедурами.
У нас возникли некоторые проблемы с навигацией на последнем этапе подхода к Лорьяну, поскольку наш радиомаяк вышел из строя. Старший штурман Райниг попытался было определить наше положение с помощью секстанта, но мощные серые облака закрывали все звезды. Чех ненадолго, как у него теперь вошло в привычку, появился в центральном посту управления и зло выругал штурмана за все наши проблемы. Но теперь вся ругань Чеха ни на кого не произвела ни малейшего впечатления. Мы находились слишком близко к Лорьяну, чтобы что-то могло испортить наше настроение. Наше настроение было столь высоким, что кое-кто из нас даже смягчил свое отношение к нашему командиру. Возможно, мы надеялись, что его злой нрав и припадки безумия исчезнут после нескольких недель отдыха.
Погода ухудшалась по мере нашего приближения к побережью Бретани. Гигантские волны обрушивали ледяные потоки морской воды на боевую рубку и вниз, через открытый люк, в отсек центрального поста. Мы, горемыки, несшие вахту в центральном отсеке, были вынуждены сидеть там часами, время от времени обдаваемые холодным рассолом. Мы были промокшими, а наши глаза от соленой воды становились красными. Когда мы высыхали после вахты, соль, пропитавшая нашу одежду, заставляла нас чесаться повсюду. Мы проклинали убогую зимнюю погоду. Наш дискомфорт усиливался еще и оттого, что мы знали, как близки к дому. Мы считали буквально каждый час до первого роскошного горячего душа в наших бараках.
Свои свободные от вахты часы мы проводили за упаковкой наших личных вещей, чтобы сразу, не тратя на это времени, бежать в бараки. С учетом погоды одежда, выбранная для нашего прибытия, состояла из серой кожаной куртки и таких же брюк. Нам приходилось счищать и протирать плесень, которая успела вырасти на них за время плавания.