– Это Мария Оуэнс, наша родоначальница, – сказала тетя, провожавшая их в столовую.
– Она на нас смотрит, – шепнула Джет брату.
Винсент усмехнулся.
– Что за бред? Хватит выдумывать, Джет.
В столовой было почти темно, шторы на окнах плотно задернуты. Как оказалось, их поджидал вовсе не призрак, которого надо прогнать, а всего-навсего крошечная бурая птичка, умудрившаяся влететь в приоткрытое окно. Каждый год на день летнего солнцестояния воробей пробирался в дом, и его надо было выгнать в окно метлой, чтобы вместе с ним улетели все беды и неудачи. Изабель уже собиралась вручить Френни метлу, но в этом не было необходимости. Воробей подлетел к Френни сам, как к ней всегда подлетали птицы в Центральном парке, и сел ей на плечо, распушив перья.
– Впервые такое вижу, – сказала Изабель, изо всех сил стараясь не выдать своего изумления. – Ни одна птица так раньше не делала.
Френни взяла воробья в чашечку ладоней.
– Привет, – сказала она. Воробей смотрел на нее яркими глазками-бусинками, успокоенный звуком ее тихого, мягкого голоса. Френни подошла к окну и выпустила воробья на улицу. Джет и Винсент тоже подошли посмотреть, как он скрылся в ветвях очень старого дерева, одного из немногих вязов, переживших болезнь, что погубила почти все вязы в округе. Френни обернулась к тете. Что-то прошло между ними – невысказанное одобрение.
– Вот вы и дома, – сказала Изабель.
Обустроившись в тетином доме на улице Магнолий, они уже искренне не понимали, почему не проводили здесь каждое лето. Тетя Изабель оказалась на удивление сговорчивой. Ее совершенно не волновало, что они делают и как проводят день. Никакого режима, никакого здорового питания, никакого отбоя в строго определенное время. Конфеты на завтрак. Сладкая газировка весь день. Можно ложиться с рассветом, а потом спать до полудня. Их никто не заставлял поддерживать в своих комнатах порядок и убирать за собой.
– Делайте что хотите, – говорила им тетя. – Главное, никому не вредите.
Если Винсент хотел выкурить сигарету, ему не нужно было прятаться за сараем, хотя Изабель не одобряла курение. Оно подпадало под категорию вреда, пусть даже Винсент вредил только себе.
– Это плохо для легких, – ворчала Изабель. – Хотя, как я понимаю, тебе нравится искушать судьбу. Не волнуйся, все образуется.
Казалось, тетя знает о Винсенте то, чего не знали даже его сестры. Он никогда никому не рассказывал, что часто испытывает приступы безотчетной тревоги, когда проходит мимо зеркал. Кто он на самом деле? Пропавший без вести человек? Тело без души? Он что-то утаивал от себя самого, и, возможно, ему пригодился бы добрый совет. Он затушил сигарету в горшке с геранью, по-прежнему не убежденный, что ему надо заботиться о собственном здоровье или переживать из-за своих привычек.