Френни нашла запись о том, что дневник Марии Оуэнс хранится в отделе редких изданий и рукописей. Дневник был спрятан в отдельном ящике, который библиотекарша открыла массивным железным ключом. Замок заело, и с ним пришлось изрядно повозиться. Сам дневник оказался тоненькой тетрадкой в заляпанном сине-сером переплете, на который для лучшей сохранности надели прозрачную пластиковую обложку.
– Вы с ним осторожнее, – предупредила библиотекарша, которая явно боялась тонкого томика и не пожелала к нему прикасаться. Она выдала Френни пару матерчатых белых перчаток, чтобы та не испортила хрупкие, высохшие страницы. В комнате было так пыльно, что Френни дико расчихалась.
– У вас ровно двадцать минут, – сказала библиотекарша. – А то могут быть неприятности.
– Неприятности? – озадаченно переспросила Френни.
– Вы знаете, что я имею в виду. Это книга колдовских заклинаний, которую Мария Оуэнс писала в тюрьме. По-хорошему, ее следовало бы сжечь, но дирекция библиотеки даже слушать об этом не хочет. Они боятся, что, если уничтожить книгу, с нами случится беда. Так что, хочешь не хочешь, приходится ее хранить.
Остерегайтесь любви, написала Мария Оуэнс на первой странице своего дневника. Знайте, для нашего рода любовь есть проклятие.
Френни стало тревожно при упоминании о проклятии. Потому что все лето она писала Хейлину письма. По пятницам после обеда она относила их на почту и забирала все письма, которые Хейл отправлял ей до востребования. В Нью-Йорке Хейлин изучал экосистему Лоха, извивающейся маленькой речки в лесной части Центрального парка, известной как Дебри. По ночам там собирались светляки и синхронно мерцали: то загорались, то гасли. Как будто у них был один пульс на всех, их сердца бились в едином ритме, посылая во тьму один и тот же сигнал. Подобные явления наблюдались в национальном парке Грейт-Смоки-Маунтинс и в лесном заповеднике Аллеени, но Хейлин, похоже, был первым, кто обнаружил этот феномен в Манхэттене.
В то лето Френни ежедневно ходила в библиотеку, в отдел редких изданий и рукописей, и читала дневник. Библиотекари к ней привыкли и почти не обращали внимания на высокую рыжеволосую девушку, приходившую изучать записи Марии Оуэнс, сделанные таким мелким почерком, что рецепты лекарственных снадобий можно было прочесть только с помощью увеличительного стекла. Присутствие Френни слегка оживило эту угрюмую, пропыленную комнату, ее жажда знаний и интерес к местной истории импонировали сотрудникам библиотеки, и ей иногда разрешали просидеть с дневником целый час, хотя это было нарушением правил. Библиотекари по понятным причинам были искренне убеждены, что всякую книгу надо читать.