Что до Винсента, он обладал таким нечеловеческим очарованием, что уже через несколько часов после его рождения медсестра из родильного отделения Нью-Йоркской пресвитерианской университетской больницы попыталась его похитить, спрятав под плащом. На суде она заявила, что ни в чем не виновата. Похищение совершилось не по злому умыслу. Она была зачарована этим младенцем и не смогла перед ним устоять. С течением времени подобные жалобы слышались все чаще и чаще. Винсент был избалован до крайности, Джет относилась к нему как к живой кукле, а Фрэнсис – как к материалу для научных экспериментов. Если его ущипнуть, размышляла Фрэнсис, заплачет он или нет? Если дать ему коробку печенья и он съест все в один присест, будет ли его тошнить? Да, как оказалось, и еще раз да. Когда Винсент безобразничал – а такое случалось частенько, – Фрэнсис рассказывала ему сказки собственного сочинения: страшные сказки о наказаниях для непослушных мальчишек, которые не слушают старших. Впрочем, ее назидательные истории совершенно на него не действовали. Но она все равно опекала его и защищала и продолжала защищать, даже когда он стал выше нее.
Все трое ненавидели школу, куда их ценой стольких усилий устроила мама. Для того чтобы детей взяли в школу Старлинга, Сюзанне Оуэнс пришлось давать званые обеды для всей школьной администрации. Хотя их старый дом обветшал из-за отсутствия средств – отец семейства, психиатр, консультировал многих своих пациентов бесплатно, – он все равно производил впечатление. Для званого вечера Сюзанна украсила гостиную серебряными подносами и шелковыми диванными подушками, купленными специально для этого случая и возвращенными в «Тиффани» и «Бендель» буквально на следующий день. Школа Старлинга считалась весьма привилегированным заведением, с постом охраны у главного входа на Семьдесят восьмой улице. Школьная форма была обязательна для всех учащихся, хотя Френни постоянно подтягивала свою серую юбку повыше и спускала колючие гольфы до самых лодыжек, являя миру голые веснушчатые ноги. Ее рыжие волосы вились при влажной погоде, а кожа мгновенно обгорала, стоило ей пробыть на солнце больше четверти часа. Френни всегда выделялась в толпе, и ее это жутко бесило. Она была очень высокой и продолжала расти, пока в пятом классе не достигла пугающей отметки в шесть футов ровно. У нее были длинные, совершенно нескладные руки и ноги. После детского сада, где она была выше любого мальчишки, Френни еще десять лет оставалась хмурым и неуклюжим ребенком, пока ей не исполнилось пятнадцать. Она часто ходила в красных сапогах, купленных в секонд-хенде.