Пионер, 1949 № 06 (Журнал «Пионер») - страница 10

И в самом деле, больше они не видались.

Вскоре произошло восстание декабристов. Весть о его неудаче Пушкин переживал с крайним напряжением всех своих внутренних сил. Но он не согнулся и не сломался. Когда он был вызван новым императором в Москву, он увозил с собой в бумажнике стихотворение «Пророк», хранящее следы его душевного потрясения, по кончающееся могучим призывом:


«И, обходя моря и земли,

Глаголом жги сердца людей!»


Пушкин не только готов был разделить судьбу декабристов, но он чувствовал в себе силы продолжать их дело своим пророческим, общественно-поэтическим словом.



Пущин в гостях у Пушкина в селе Михайловском.


Картина Н. Ге

* * *

Мой первый друг, мой друг бесценный,

И я судьбу благословил,

Когда мой двор уединенный,

Печальным снегом занесенный,

Твой колокольчик огласил.

Молю святое провиденье,

Да голос мой душе твоей

Дарует тоже утешенье!

Да озарит он заточенье

Лучом лицейских ясных дней!


"И. И. Пущину»


Из новых иллюстраций к Пушкину



Рис. М. Родионова

Погода пуще свирепела,

Нева вздувалась и ревела,

Котлом клокоча и клубясь,

И вдруг, как зверь остервенясь,

На город кинулась…

Пред нею

Все побежало…


«Медный всадник»



Рис. А. Пластова


«…Гей, добрый человек!» - закричал ему ямщик. «Скажи, не знаешь ли где дорога?» «Дорога-то здесь; я стою на твердой полосе, отвечал дорожный, да что толку?»



Рис. М. Родионова

…На белом коне ехал человек в красном кафтане с обнаженной саблею в руке: это был сам

Пугачев.


«Капитанская дочка»



Рис. Н. Ильина


* * *

Подруга дней моих суровых,

Голубка дряхлая моя,

Одна в глуши лесов сосновых

Давно, давно ты ждешь меня.

Ты под окном своей светлицы

Горюешь, будто на часах,

И медлят поминутно спицы

В твоих наморщенных руках.

Глядишь в забытые вороты

На черный, отдаленный путь:

Тоска, предчувствия, заботы

Теснят твою всечасно грудь…


* * *

Я сам не рад болтливости своей,

Но детских лет люблю воспоминанье.

Ах! умолчу ль о мамушке моей,

О прелести таинственных ночей,

Когда в чепце, в старинном одеянье,

Она, духов молитвой уклоня,

С усердием перекрестит меня

И шопотом рассказывать мне станет

О мертвецах, о подвигах Бовы…

От ужаса не шелохнусь бывало,

Едва дыша, прижмусь под одеяло,

Не чувствуя ни ног, ни головы.


Зимний вечер


Буря мглою небо кроет,

Вихри снежные крутя;

То, как зверь, она завоет,

То заплачет, как дитя,

То по кровле обветшалой

Вдруг соломой зашумит,

То, как путник запоздалый,

К нам в окошко застучит.


Наша ветхая лачужка

И печальна и темна. -

Что же ты, моя старушка,

Приумолкла у окна?

Или бури завываньем

Ты, мой друг, утомлена»

Или дремлешь под жужжаньем