– Теоретик?
И я послушно вынул жадр из карманчика на плече, куда успел его засунуть.
– Прав ты, Георгич, жадр у него нормальный, – заявил Гудрон, едва только тот оказался у него в руке. – Теоретик, ну что же ты так? – обратился он уже ко мне.
С такой укоризной, что, будь я хоть толику виноват, непременно начал бы оправдываться.
– Держал я его. Крепко. Сами взгляните, – и в качестве доказательства продемонстрировал подушечку большего пальца.
На которой осталась красная точка кровоподтека, настолько сильно прижимал к жадру палец.
– А почему он тогда не израсходован? Точно тот самый показываешь?
– Откуда бы у меня взялся другой? Какой есть, такой и показываю.
– Загадка. У всех кончились, а у Теоретика нет.
– После будем ребусы разгадывать, – Грек уже стоял на ногах. – Нам еще до места ночлега топать и топать.
Как выяснилось чуть позже, наши приключения в тот день еще не закончились. Буквально через каких-то пару часов ходьбы нам повстречалось место недавней трагедии. Которая произошла день-другой назад. Мы стояли посреди небольшой поляны, окруженной плотным кольцом могучих секвой, держа оружие наготове, в то время как Гудрон осматривал ее внимательнейшим образом.
– По ходу, все здесь, – в ответ на молчаливый вопрос Грека, сообщил закончивший осмотр Гудрон. – Их же тогда пятеро было?
– Пятеро.
– Тогда точно все. Сноуден, кстати, и топор твой нашелся, – обратился он уже к Грише.
– Пусть топор тут и останется, – нервно поежился Гриша. И, тревожно озираясь по сторонам, добавил. – Командир, может, ну его и дальше Шерлоков Холмсов собой изображать? Вдруг гвайзелы сюда вернутся?
– Уходим! – кивнул Грек. Но не потому что проникся словами Сноудена: смысла оставаться здесь дальше, не оставалось никакого.
Это были именно они. Те самые люди, которые однажды стали нашими случайными соседями по ночлегу. Вернее, их останки. Осколки костей, окровавленные клочья одежды…
То, что осталось от пяти человек, спокойно поместилось бы теперь в рюкзак не самой большой емкости. Но их нам ни за что бы не признать, если бы не часы. Те самые, которые мне пришлось обменять на тушенку в Фартовом в первый день моего пребывания в этом мире. И если сами часы могли оказаться случайно – нынешний владелец, от которого сейчас осталась горстка перемолотых в труху костей да пара лоскутьев ткани, мог их потерять, обменять или подарить, то топор, который они присвоили, уходя со стоянки раньше нас, вряд ли очутился здесь волей случая. У Гриши он был приметным: Гудрон признал его сразу, и нисколько не сомневается – топор именно тот. Не говоря о том, что погибло именно пять человек, а не шесть, три, или восемь.