И тогда я вскочил на ноги. Вскочил, чтобы услышать яростный рык Грека. Яростный, потому что он решил: сейчас я со всех ног брошусь к спасительному укрытию. Тем самым лишая остальных одного стрелка а, следовательно, и шанса. А еще мое бегство отвлечет всех на какое-то время от целей, которые росли буквально на глазах. Нет, вряд ли кто-нибудь из оставшихся последует моему примеру – не те это люди. И все-таки каждый дрогнет: а не последовать ли за мной и ему самому? Затем переборет себя, но обязательно потеряет при этом такие драгоценные сейчас мгновения, каждый из которых равен прицельному выстрелу. Именно этих выстрелов может и не хватить, чтобы остановить несущихся на нас монстров.
Гудрон, который находился ко мне ближе других, дернулся, наверняка затем, чтобы попытаться оставить меня на месте. Тут же передумал и снова припал к прицелу, присоединившись к остальным, которые палили так часто, как только позволяли их навыки или технические возможности оружия. Начал стрелять и я. Стоя, как и привык. Стараясь угодить гвайзелам в их самое уязвимое место: непонятному выросту там, где соединяется нос со лбом.
Увидь меня сейчас Илья Олегович – мой бывший тренер, он остался бы мною доволен чрезвычайно.
– Игорь, – далеко не один раз говорил он мне. – Ну что же ты все время так горячишься?! Будь спокоен. Как скала, бревно… не знаю, как кто еще. На тренировках же получается? И куда все девается на соревнованиях? Все твои промахи из-за горячности. Именно она тебя и всегда подводит. Ведь умеешь же стрелять!
Я только вздыхал. То, что у меня легко получалось на тренировках, никогда не выходило на соревнованиях. Но как же мне тогда хотелось утереть нос всем этим корифеям!
Сейчас же я был спокоен как никогда. Потому что отлично понимал: либо мы уничтожим этих тварей, либо они нас. До укрытия при всем желании добежать не получится, настолько они стремительны. Да и поздно уже метаться. Так что или-или. И осознание этого факта давало мне то, чего так и не смог добиться тренер…
* * *
По грязному, с потеками пота лицу Славы, блуждала счастливая улыбка. Не переставая улыбаться, он заметно дрожащей рукой сорвал травинку, зачем-то куснул ее, провел большим и указательным пальцем по всей длине. По подбородку Яниса стекала струйка крови из прокушенной губы. Гудрон пытался что-то сказать, но слова встали в горле комом, и он закашлялся. Гриша пил воду из фляжки. Последнюю воду, которую он уже не счел нужным экономить после того, что случилось. И кадык на его горле дергался часто-часто: вверх-вниз, вверх-вниз. Грек тоже не смог удержать на себе вечно невозмутимое выражение лица, и ухмылялся. Его ухмылка была тем, что заменила ему счастливую улыбку Славы.