— Что сиднем сидишь? Погуляй. — Мама заглянула в комнату. — На улице солнце.
— Нет! — Я замотала головой. — Никуда не пойду.
Для меня не прекратилась дождливая погода. Серые тучи над головой не рассеялись. Наоборот, даже пропал радостный лучик, вспыхнувший утром после радиопередачи…
«Воскресенье, 25 ноября, 6 вечера.
Чего же тебе надо, Кулагина, от других и от себя? «Гордость, обедающая тщеславием, получает на ужин презрение». Вот ты и получила свою долю презрения. А в классе ведет за собой ребят Николай Бурков. Только куда ведет? Он откровенно противопоставляет себя учительнице и всем взрослым. Но разве наша Аннушка такая, что надо ее не слушаться? Или, в самом деле, в классе все поумнели, а одна я еще жалкий примитив?»
— Возьми трубку, Ольга. — Мама держит трубку, ждет, когда я подойду.
Аннушкин голос, как всегда, спокойный, зазвучал по-доброму:
— Оля, не будем вникать во все детали того, что произошло у тебя с ребятами. Надеюсь, ты понимаешь, что не во всем права. Только запомни главное: надо быть справедливой. У Ларисы нелегкое положение дома. И мы с тобой не добьемся ничего хорошего, если она уйдет из школы. Мне, наоборот, хотелось бы помирить вас, чтобы ты оказала на нее доброе влияние. Понимаешь?
Я отвечала «угу». Я все время отвечала Аннушке так, косясь на маму, чтобы она не поняла, о чем у нас с учительницей идет речь. Почему-то было перед мамой стыдно.
И я очень благодарна Аннушке за то, что она вспомнила обо мне в такую, тоже нелегкую для меня минуту…
Лариса Нечаева на следующий день в школу не явилась.
Неужели я «изгнала» ее?..
Когда мы пришли в класс с физкультуры, у преподавательского столика стояла Аннушка. Мы расселись, а она все еще стояла и смотрела, будто старалась на прощание запомнить каждого. И ее взгляд с пустующей Ларисиной парты перешел на меня.
Или мне так показалось?
Потом она сказала, что покидать нас в середине года ей не хочется, но за нами будет приглядывать Юлия Гавриловна. Да мы и сами уже достаточно ответственные, не правда ли, не подведем?
— Не подведем, будьте спокойны, — пообещал Марат.
Все присоединились к его мнению. И стали расспрашивать про отметки, про Олимп и сочинение. Анна Алексеевна ответила на все вопросы, потом заговорила о Нечаевой. С ней не все ладно. Ей надо помочь, чтобы она видела в своих одноклассниках настоящих друзей. Когда я услышала эти слова, мне опять показалось, будто учительница намекает на меня: уж кто-кто, а я никак не могла включить себя в число Ларисиных друзей.
— Вот ее и сегодня нет, — продолжала Анна Алексеевна… — А почему? Марат, ты близко живешь, зайди выясни.