Лариса возразила:
— Нет, они у тебя хорошие. Свое не навязывают.
Хорошие — сама знаю. А — «не навязывают»? Наверное, Лариса сказала так, сравнив их с собственной мамулей.
Но может, и правда не знаю я, как другие родители навязывают детям свое мнение, вот и придираюсь? А мои-то — деликатно помогают, стремясь приобщиться к жизни дочки — им ведь так хочется быть для нее настоящими друзьями! Это папины слова о маме, но они касаются и его.
Вот и волнуются и за меня, и за Ларису, «обмозговывают» вместе с нами, а если и путаются в чем-то и невпопад советуют, так не потому ли, что знают-то про вас все наполовину, а то и того меньше — всего-то я им сама не говорю, держу на полуголодном пайке беглой информации — между супом и вторым блюдом за обедом или между телепередачами, сообщаю обрывки новостей, а когда пытаются они что-то извлечь из этих скудных сведений, чтобы разобраться, мы же обижаемся — дескать, все не так и ничего они не понимают, лучше им никогда ни о чем не рассказывать. Сами мы во всем виноваты, а взрослых обвиняем.
Нет, я не думала так в тот момент — это я сейчас лежу и размышляю: после того как поговорила с Ларисой, и мне стало стыдно. И жалко родителей. Ведь если быть честной до конца, надо признаться — не терпелось поскорее уединиться с Ларисой, мама же со своими советами мешала, и выходит, даже не то, о чем она говорила — впопад или невпопад, — а сама беседа ее была мне в тягость, я и не сдержалась, оборвала.
Почему же я думаю сейчас об этом? Разговор-то с Ларисой шел у меня про любовь…
Я сразу решила, что поговорю с ней, когда она неожиданно спросила у меня: «А тебе еще нравится Бурков?» Я ничего тогда не ответила, а поделиться хотелось. И теперь, едва мы забрались под одеяло, я погасила свет и, придвинувшись поближе, сказала шепотом:
— А у меня есть секрет.
— Какой? — спросила она так же шепотом. Я не знала, как начать про Буркова, и она подтолкнула меня локтем: — Говори.
Я спросила:
— Динка, что ли, замуж выходила?
— Да, — зашептала Лариса, не удивившись, что я вдруг заговорила о Дине. — Да, неладно у нее получилось. Уехал он, бросил ее. Они же не расписывались, ей тогда и семнадцати не было.
— Какой же это «замуж»? — сказала я.
— Конечно, — согласилась Лариса. — Без свадьбы. Но мать-то ее знала. Из-за матери все и заварилось.
— Почему?
— Ну, говорила тебе — безвольная она, тряпка, от Динкиного отца беспутного отстать не может и всех из-за того мучает. Дина с десяти лет из дома бегала — милиция ловила, а она опять убегала. Мишка такой же растет. А когда Дина встретила этого, ну, своего, матери сказала, а та вроде и обрадовалась, что от нее избавится, — иди, мол. Вот она и пошла.