Одна няня знала все детские песни и, окончив музучилище, прекрасно пела и играла на аккордеоне. Другая в совершенстве владела французским. Третья с гордостью сообщала, что жила в Румынии и работала в посольстве. Все они, увы, были для Степы дороговаты. Четвертая, рассказывавшая сказки на русском и английском языках, запрашивала в три раза больше, чем получала Юля в своем музее. Эта роскошная няня имела загранпаспорт, шенгенскую, английскую и американскую визы и могла немедленно выехать с семьей подопечного на любой из зарубежных курортов.
Степан решил отказаться от высокообразованных нянь, пока финансовое положение их семьи не улучшится кардинально.
Затем он отмел «няню професанальную», похожую на торговку семечками, и даму с глазами-буравчиками и педагогическим стажем в двадцать пять лет, обещавшую: «Быстро научу вашего ребенка соблюдать распорядок дня» (она напомнила Степе его свирепую первую учительницу). Но выбор все еще оставался ошеломительно велик.
Стоило ли предпочесть мать двух сыновей, которые «учатся в гимназии без троек»? Или бабушку троих внуков? А может быть, лучше позвонить няне, написавшей о себе: «Я, увы, одинока, поэтому отвлекаться во время работы на семью нет причин»?
Одни няни сообщали о себе крайне мало. Другие давали массу подробностей, от внушающих трепет: «Воспитала четверых восточноевропейских овчарок… кандидат в мастера спорта по самбо и дзюдо» — до элегических: «Меня бросил муж, знак зодиака — Дева, всегда надеюсь на лучшее, рост 160 см, вес 90 кг».
Степану понравилось фото русоволосой женщины с мягким печальным ртом, написавшей: «По утрам обливаюсь холодной водой и медитирую». Он прокрутил страницу вниз, чтобы выяснить, по карману ли им эта няня, увидел огорчительную цифру и не успел вздохнуть, как услышал требовательный звонок в калитку. Степа недовольно загудел. А ведь еще полчаса не прошло! Эх, Анна Витальна…
Выйдя в сени, Степа на всякий случай приостановился и глянул через квадратики стекла наружу: соседка ли это?
За сизым забором, достававшим ему до середины груди, лениво прогуливался отец. Он с иронией оглядывал Гороховую улицу, задирая нос так, будто был Сальвадором Дали, посещающим хохломских ложкарей.
Отец повернул голову, и Степа мгновенно присел. Спрятался. И еще нагнулся, чтоб голова уж точно была ниже окон.
«Тр-р-рень!» — задребезжал снова звонок.
Степа затаился.
— Да видел я тебя! Я знаю, ты дома! — крикнул отец с улицы.
«Трень!» — подтвердил звонок. Пришлось вылезать.
Степа нехотя выбрался наружу, думая: почему он все время так вляпывается при отце? Почему при нем он выходит полным идиотом?