Не знаю, что со мной происходит, но я вдруг ни с того ни с сего начинаю рассказывать незнакомому человеку про мамины афоризмы и альбомчики девочек:
– А теперь те же самые цитаты возвращаются ко мне. Кто их присылает, я не знаю.
Торопливо рассказываю Тому об анонимных эсэмэсках.
– Очень странно! И вы даже не подозреваете, кто бы это мог быть?
– Нет. И Энни, и моя сестра уверяют, что они тут ни при чем. Как ни безумно это прозвучит, я не могу не чувствовать, будто за этим стоит Кристен.
Зажмуриваюсь в ожидании нравоучительной тирады или, того хуже, резкого завершения разговора. Но Том просто говорит:
– Значит, вам ничего не остается, кроме как воспринимать эти письма всерьез.
Испытываю блаженное чувство облегчения. Он не осуждает меня!
– То же самое говорит моя сестра. Она считает, что цитаты присылаются мне для того, чтобы вернуть меня к жизни.
Рассказываю о маленьком подарке Кейт – воздушном змее, который должен приносить радость. Не успев закончить, замечаю, что улыбаюсь.
– Вот так я и шла через весь город с дурацким змеем в руке.
Мой рассказ, похоже, позабавил Тома.
– Бывают очень классные змеи цвета металлик, – говорит он. – Ваш такой?
– Нет, самый обыкновенный, детский, с черепашкой-мутантом. Он сломался, и я чувствовала себя идиоткой.
Про Джону и Саманту я молчу. Не хочу, чтобы меня хвалили за простой жест дружеского сочувствия, с которым я к тому же сильно запоздала. В трубке слышится сочный смех. Внезапно я и сама начинаю смеяться, вспоминая, как змей парил в лазурном небе. Вероятно, тот, кто называет себя «чудом», прав: когда держишь змея за веревочку, не улыбаться невозможно.
За следующие полчаса мы успеваем перейти от Энни и Олив к работе и семье. Том рассказывает, что вырос в Вашингтоне, его отец служил во Всемирном банке.
– Когда я окончил последокторский курс, мне повезло: подвернулось место в Джорджтауне. Мои родители живут в Мэриленде, родители Гвен – в Вирджинии. Конечно, все четверо души не чают в Олив. Но после аварии я почему-то решил, что нам с дочкой не мешало бы сменить обстановку.
– Лучшего места, чем Париж, для этого просто не найти.
– Да, но, честно говоря, я не уверен, что поступил правильно. Сейчас меня здесь держит проект, который закроется в августе. Тогда мы вернемся в Джорджтаун. Мы оба соскучились по дому.
Я сижу, вытянув ноги, на бетонной лавке возле каменной церкви.
– Чему вы учите студентов?
– Если судить по результатам их тестов, то почти ничему.
Я смеюсь:
– Не скромничайте!
– Я преподаю биохимию будущим медикам. А еще изучаю болезни печени.
– Впечатляет! – говорю я, по сравнению с ним чувствуя себя никчемным существом.