– Я с тобой, я рядом, – шепчу я, покачивая дочку и гладя по спине.
Брайан, пепельно-бледный, ведет нас в гостиную и указывает на картонную коробку на столе. Прочтя надпись на ярлыке, я сжимаю руку Энни и стараюсь сохранить спокойное лицо. Год назад эти аббревиатуры ни о чем бы мне не сказали, но время счастливого неведения прошло: «ГКТБ ОЛПК – Государственный комитет транспортной безопасности, отдел ликвидации последствий катастроф». Эти жирные буквы накрывают меня запоздалой ударной волной. Вещи Кристен. Какого черта их доставили сюда, а не в мою квартиру, как я просила? Судя по штемпелю, коробка прибыла уже две недели назад. Вопросительно смотрю на Брайана.
– Не обратил внимания, – говорит он, словно прочитав мои мысли, и опускает голову. – Извини.
Его глаза наполняются слезами. Делаю протяжный выдох, выпуская из груди злобу и негодование, которые копились во мне много лет. Наша семья распалась и по моей вине тоже: я не хотела признавать, насколько Брайан несчастлив. А когда Кристен погибла, я оставила его одного на опознании, да еще и подозревала впоследствии, что он мог ошибиться. Дотрагиваясь до руки Брайана, я произношу слова, которые нужно было произнести уже давно:
– Ты тоже меня извини.
Мы сидим на диване: Брайан, я, между нами Энни. На столике лежит телефон Кристен. Рядом часы и кулон от «Тиффани» – отцовский подарок на тринадцатый день рождения. Получается, его сняли перед кремацией и положили к остальным вещам.
Брайан достает из коробки последний предмет – серебристый альбомчик с цитатами. Энни всплескивает руками:
– О боже! Так он был у нее! Видимо, пока я ходила за своим, она нашла его. И сразу убежала.
На секунду у меня перед глазами все расплывается. Я беру серебряную книжечку, догадываясь, что там увижу. И действительно: совершенно чистые поля, ни единой карандашной надписи. Так, значит, те комментарии, которые я читала, принадлежат Энни, а не Кристен! Но зачем она выдала свои мысли за мысли сестры? Ответ доходит до меня, как удар боксерской грушей по голове: Энни не верила, что я захочу меняться ради нее. До чего же она заблуждалась!
– Черт! – Дочка закрывает лицо руками, поняв, в какое положение себя поставила. – Извини, мама. Я все объясню. Это мои дурацкие замечания ты прочла. Я подумала, что если ты подумаешь, что они от Кристен…
Я обнимаю ее и изо всех сил стискиваю. Она даже вскрикивает.
– Я изменилась бы ради тебя, – говорю я, стараясь вложить в эти слова всю мощь своей любви. – Мне очень жаль, если ты могла в этом усомниться. Те письма с цитатами, которые ты мне посылала, заставили меня многое переосмыслить, мое чудо.