– Так себе. Ходить бедняга, похоже, не будет. Но руки заработали, и речь восстановилась. Уже что-то. Не представляю себе, как Молли управляется одна, пока муж служит в Катаре. По-моему, тяжелее всех приходится Саманте. Девочке всего семь лет. Ты ведь, когда сможешь, позвонишь Молли, поддержишь ее?
– Да, – говорю я, потирая виски.
Но на самом деле мне нечем утешить Молли. Нечего ей дать. Я сижу в глубокой темной расселине. Вижу свет наверху, слышу голоса, даже смех. Но туда, где я застряла, ничто не проникает.
– Извини, – говорит Кейти, – я не спросила, как ты сегодня себя чувствуешь.
Чаще всего я вру сестре. Мол, все хорошо: держусь, мне уже лучше. Но в самые тяжелые дни правда просачивается наружу:
– Неважно.
– Расскажи. Я с тобой.
– Зачем я нарушила обещание, которое дала Кристен? Если б я только могла вернуть тот крошечный отрезок времени, все сложилось бы иначе.
– Не надо, – мягко говорит Кейти, но я, облокотившись о стол, продолжаю:
– Я бы не убежала по своим делам, а сидела и болтала бы с ней. Я хоть сказала «спасибо» за завтрак? Кейт, я не помню. Надо было дать ей почувствовать, как я ценю ее желание меня порадовать и как ее люблю. Надо было послать работу подальше и самой везти девочек в Филадельфию. – Подпираю поникшую голову ладонью. – Если бы я только могла все обнулить…
Откуда-то издалека доносится:
– Обнуление бывает триста шестьдесят пять раз в году. Называется полночь.
У меня перехватывает дыхание. Резкий хриплый лай своего отца я узнаю где угодно и когда угодно. Даже вижу его лоб, пересеченный морщинами, и большой красный нос с сиреневыми прожилками. Как он смеет встревать? Он неделями мне не звонил, а когда звонил, его соболезнования звучали неуклюже и поверхностно.
– Вот спасибо! – говорю я громко, чтобы он меня услышал, и с очевидной иронией прибавляю: – Непременно запомню твои мудрые слова, Платон.
– Бетон? При чем тут бетон?
Нет, я не позволю ему меня бесить.
– Кейт, отключи громкую связь. Сейчас же.
– Отключаю. – Теперь голос сестры звучит четче: – Погоди. Я перейду в гостиную.
– Почему ты мне не сказала, что он слушает?
– Да успокойся ты. Он только что вошел. Взял печенье для Джоны. Занимается с ним, пока тот не может ходить в школу. Представляешь? Он ведь у нас математический гений!
Кейти усмехается, а я не могу заставить себя даже улыбнуться. Мне противно оттого, что мой отец, капитан вшивого туристического паромчика, приводит меня в такое состояние.
– Слушай, мне пора собираться на работу. Удачного дня. Я люблю тебя, Кейти, моя девочка.
– Спасибо. Я и папе передам, что ты его любишь.