– Ух, какой ты грозный! Прям как еж, хрен укусишь.
– Почему, укусить можно, только уколешься, – улыбнулся я.
– Ну ладно, ты уж извини, узнать-то я узнаю, но вот смогу ли помочь? Вы ведь в прямом подчинении Ставки, тут я как-то слабоват.
– Ой, да бросьте. Командир перебесится и выпустит, нет за мной вины, поэтому и не боюсь. Был бы виноват, не возражал бы тогда.
– А как же история со стрельбой в кабинете начальника оперативного штаба? – ухмыльнулся ЧВС.
– Ну вот, а говорите, что ничего не знаете, контрики сами виноваты, я не стрелял.
– Да об этом, наверное, уже вся дивизия знает, – откровенно веселился Соколов.
– Тут я не виноват, – повторил я.
– Сергей, я ведь поблагодарить пришел, тогда как-то не успел, извини растяпу.
– Да ладно вам, товарищ член Военного Совета, не стоит. Любой бы сделал то же самое. Просто удачно получилось, что вам эти же фрицы попались, вот и все. – Как-то даже неудобно получалось, целый ЧВС спасибо говорит, да еще и себя ругает.
– Блин, пришел человеку спасибо сказать, от смерти спас, а главное от позора, а человек в камере сидит. Что за нелепость, – как будто сам себе произнес ЧВС, – извини еще раз, Серега, что помочь не могу, а от меня – спасибо тебе, вот просто – человеческое. Век не забуду! – Я с удивлением отметил про себя, что у Соколова слезы в глазах блеснули. Мне даже не по себе стало.
– Владимир Михайлович, да бросьте вы, это я должен извиняться. – Соколов моргнул и уставился на меня, не понимая, а я продолжил: – Это ж я вас в руку ранил, а если бы не в руку…
– А-а! – опять вернулся веселый ЧВС. – А я-то уж думаю. И что с того, что это ты в меня попал? Думаешь, не понимаю, какова была ситуация? Ты мог бы гранату под ноги фрицам бросить и все, но ты ж не бросил. А ведь намного проще бы было, правильно?
– Ну, это само собой, но все же неудобно как-то, – поскромничал я.
– Забыли. Спасибо тебе, Серег, от всей души спасибо. В любое время дня и ночи обратись, что смогу – все для тебя сделаю.
ЧВС ушел, ушел вроде довольным, и у меня как-то отлегло. День прошел довольно быстро, уже с аппетитом ел, отжимался и приседал, растягивался, в общем, провел с пользой день. Наутро пятого дня заключения все-таки появился Истомин.
– Ну, осознал? – смотрит злобно, но вижу, играет.
– А было что осознавать? – по-еврейски ответил я. Петрович усмехнулся.
– Ну, ты и наглец! – заключил он. – Чего с тобой делать-то? – задумался или притворялся командир.
– Ну, застрелите меня, при попытке к бегству, например, или я, может, иностранный шпиён? – съязвил я и довольный собой сел на нары.