3 сентября. Утро туманное, утро сырое, день, однако, солнечный, после полудня день безоблачный. В 12 ч. + 12 °С. Белов говорит, будто бы утром перед туманом был иней. Это правдоподобно, ибо в 12 ч. ночи было звездно.
Немцам сдан 2 сентября нашими войсками город Таллинн. Это значит, что в Таллинне произошло то же самое с Красной Армией, что в Дюнкерке произошло с английской армией в июне 1940 г., а именно: остатки уцелевшей армии кое-как погрузились на пароходы, а кто не успел, попали в плен, причем на пароходы грузили только людей, а провизию, амуницию, арматуру, боеприпасы — все это оставлено или поднято в воздух. Вот почему после потери Кингисеппа газеты упорно умалчивали об Эстонском фронте! Анастасия говорила, что всех учащихся отправляют куда-то на работы из 10—6-х классов. Это невероятно! Если бы она сказала «10—8-х классов», то это было бы правдоподобно: от 18 до 16 лет. Но моложе 16 лет — какие же работники? Она же говорила, что Тимошенко и Буденный перешли на сторону германцев. Ну это уже такой вздор, на который я ей сразу же ответил: «Не может быть! Я допускаю только вот что: их арестовали за то, что Красная Армия отступает. Тимошенко отдал Смоленск, а Буденный — Днепропетровск! Но они всегда так делают, всегда ищут виноватого. А чем же виноваты Тимошенко и Буденный, что колхозники не хотят сражаться за социализм? Чем виноваты Тимошенко и Буденный, что перевес в вооружениях на стороне германцев с каждым днем все больше и больше?» — таков был мой ответ ей.
3 сентября 1941 г. вечер лунный. Я был в бане с 18 до 22 часов. Обошлось благополучно, без сердцебиения, только голова болела, и то не очень. Вымылся хорошо. Своим походом в баню я спас себя от посещения Мирзаханова, который обещал прийти в 7 ч. вечера со сладкой водкой и блинами. Меня какой-то инстинкт отталкивает от Мирзаханова, несмотря на то, что он сегодня в магазине № 11 определенно высказался: «Хоть бы скорее всю эту ерунду коммунистическую, революцию и диктатуру пролетариата к черту, хвастались бить врага на его территории, а что сделали!» Несмотря на это высказывание, я все-таки инстинктивно избегаю этого Валентина Николаевича. В бане один старик, с которым я познакомился в 1929 г. или весной 1930 г., когда окарауливал склады ВЭО на пр. Чумбарова-Лучинского, подвыпивший, раздеваясь, говорил: «Ну, будет же опять Россия, я все думал, что уже все кончено, а нет, будет опять Россия, будет!» Хотя это бормотанье не является высказыванием в полном смысле этого слова, но нетрудно догадаться, что речь идет о такой России, какая была при царском правительстве, а ту Россию, которая в настоящее время является интернациональной территорией для размножения всякого рода нацменов, такую теперешнюю Россию он не считает Россией.