13 октября. На наружной раме окна кухни, на стекле морозный рисунок. Внутренняя рама вставлена 12 октября вечером. День 13 октября 1941 г. не пасм[урный], но солнце начало светить только с полудня. Днем было слабое таяние даже в тени.
Коммерческий хлеб только по 8 р. 40 коп. и 5 р. 60 коп., и булочки разные, но по 5 р. 60 коп., конечно, не хватает, разве это в сущности не голод? Это голод, и самый мрачный, ибо и деревня голодает вместе с городом. В прежние годы голодные хоть деревня-то кое-как еще тянулась.
Передовая «Правды» за 11 октября бьет тревогу очень лихорадочно. Народному ополчению повелевается сражаться плечом к плечу с Красной Армией, но эта лихорадка не поможет!
Принял одну таблетку урокальцина ввиду «грызения» в спине, а так как таблетку эту я проглотил в 3 часа ночи, то решил очереди за пшеничным хлебом не занимать, так как на пшеничный надежды мало, а белый покупать не на что. Таблетку запил подогретым до кипения бульоном, который мне вчера дала Надя (почему отдала его мне? Потому ли, что пересолен, или потому, что в него что-то попало «поганое»? Думаю — поганое, но я его два раза кипятил...).
14 октября. Вторник. Покров. На наружной раме кухонного окна рисунок, значит, мороз! Надо думать, небольшой, градусов 5, а то и меньше.
Анастасия говорит, что «по радио наши войска оставили Вязьму», и захотела посмотреть карту. Я ей указал, что немцы, как видно, до зимы хотят захватить весь подмосковный каменноугольный бассейн с городом Тулой и железной рудой в центре, а на юге Донбасс и Крым, и тогда будут настойчиво предлагать Сталину сепаратный мир. Я сказал Анастасии, что народ советский голодал 18 лет, нуждаясь остро в одежде, белье, обуви, — и все это ради обороны от капиталистического окружения, которое (все вместе) нападет на Советский Союз, а теперь оказалось, что и оборона наша не годится, что мало у нас вооружения, обмундирования, даже хлеба для Красной Армии, что наша промышленность не может пополнить наших потерь на фронте, хотя нас бьет одна только Германия, а не все капиталисты, даже Япония нас не трогает. Отсюда уже ясно, что сталинское ударничество, стахановское движение — все это мыльные пузыри, все это — потемкинская деревня! Строительство социализма в одной стране провалилось со скандалом! Германия, где социализм рука об руку идет с капитализмом, начала вооружаться в 1934 году, используя автаркию, ибо ни Франция, ни Англия, ни Америка не давали ей взаймы средств на вооружение, и к 1939 году успела вооружиться настолько хорошо, что побила Францию и побивает теперь Россию, хотя сталинская опричнина и военщина «ни одного вершка своей земли не отдаст» без боя! За 5 лет Германия сделала вдвое больше, чем СССР за 9 лет (с 1932 по 1941г.). Это скандал! Это полный провал всех грех пятилеток! Германский Fierjahrsplan оказался реальнее! А все потому, что у нас те, кому следовало бы заниматься производительным трудом (умственно развиты слабо, а физически хорошо), ходят с портфелями — миллионы дармоедов. А те, кому бы следовало заниматься интеллектуальным трудом (имеют высокое интеллектуальное развитие при крайней слабости мышц и пороке сердца органическом), отстраняются от интеллектуального труда и содержатся в черном теле. Дармоедов у нас в СССР свыше сорока миллионов! Ясно, что при таком хозяйстве все будет фальшивое, дутое! Потому и деньги наши никакой силы за границей не имеют, что наши советские деньги не являются выразителями действительной ценности труда и его продукции. Все искусственно, все фальшиво! Ничто не происходит самотеком, кроме спекуляции и растрат. Для меня это было ясно и до войны, ибо босый, голый и полуголодный народ не может создать богатого и сильного государства. Вся советская система, весь советский государственный строй — все это ведет народ к невиданному в истории народов рабству. И если правда, что Гитлеру захотелось это рабство назвать своим именем, то в этом прежде всех виноваты Ленин и Сталин! Я эту мою мысль о крайней экономической слабости глубокого тыла Красной Армии высказал еще в марте Асташову и Лазареву: «Если с таким маленьким государством, как Финляндия, мы не можем воевать, чуть не подавились, когда захотели ее проглотить, то что же было бы, если бы нам пришлось воевать с каким-нибудь большим государством? Наше народное хозяйство — нищее, дырявое!»