Из дневника жителя Архангельска Ф.Н. Паршинского (Паршинский) - страница 61

Милиционер всех разогнал. Новый № 460 и второй на всяк случай 916, но, кажется, по первому получу пшеничного. И получил 1400 граммов, а № 916 отдал Лидии. И ей посчастливило: получила пшеничного.


Анастасия: «Бои происходят уже на Сиповке (окраина Москвы). Тула отдана немцам без боя. Серпухов немцы взяли с боем. Партийцы рвут свои билеты и бегут из Москвы. Один командированный в Москву из Архангельска партиец прибыл в Москву 14 октября, а 19 октября уже ехал обратно. На поезд попасть могут только командированные, а население бежит пешком по полотну железной дороги, по шоссейным дорогам — общая паника! Он ничего не мог достать себе поесть и голодный ехал до Вологды. В Вологде видел множество беженцев из Москвы, успевших выехать, когда еще не было общей паники...» Мне удалось, однако, выяснить, что «Сиповка» это — Серпухов. Но пусть Серпухов! Но если Серпухов немцы взяли с боем после того, как Тула была отдана без боя, то и это уже не фунт изюму. По радио: Таганрог уже взят немцами.


Надежда: «Ничего не слыхали? Грязовец и Вологду немцы вчера разбомбили, очень много разрушено...»


[В] 13 часов я услышал взрыв, сильно ухнуло, как будто 8-дюймовое орудие где-то на рейде Двины против холодильника выбросило боевой снаряд. Но взрыва самого снаряда я не слышал, да это и не удивительно: 1) снаряд взорвался где-нибудь в 10 километрах отсюда, мог я и не уловить этого звука; 2) если это был не выстрел, а взрыв германской бомбы, то такой звук не обязателен, но он не заставил себя долго ждать, в 13 ч. 22 мин. последовал второй «ух», такой же сильный. У меня часы поставлены вчера по стенным Захаровых, и, кроме того, я первый «ух» не проследил по часам, было ли ровно 13 часов, или +, или —, не заметил.


24 октября. 4 ч. 40 мин. ветер с запада ср[едней] силы. Таяния нет. Скользко.

713-я «Валя», 714-й — я, 715-й «Витя». Поздно я сегодня, «поздно пришедшим — кости» — говорит древнеримская пословица. Возвратясь домой, столкнулся на коридоре с К.И., которая пришла, чтобы отдать № 624 Наташе. Сказал ей, К.И.: «Народ уже не сейчас обозлен очередями. Много ли у нас было таких годов, когда не было очередей? Один 1936 год, да и то только в одном городе Архангельске, а в районах области были огромные очереди за хлебом, даже в Вологде (тогда она была районным центром) в декабре 1936 г. и январе 1937 г. люди стояли по целым ночам в очередях за хлебом с подушками. С 1929 г. мы все маемся с ширпотребом и общественным питанием. Только в 1936 г. и только в Архангельске и только по съестным припасам было хорошо. А уже в 1937 г. началось оскудение, в 1938 г. уже не было масла, рыбы, мяса, в 1939 г. исчез сахар, а 1940 г. — голодный год! И все это будто потому, что нужно снабжать и вооружать армию, все для Красной Армии. А теперь оказывается, что и Красная Армия плохо вооружена и плохо снабжена. Нечем отбить натиск германцев. Голыми руками танков не остановишь. А теперь немцы разбомбили Вологду и Грязовец (железную дорогу), чтобы задержать подвоз к Москве вооружений из Архангельска». Это все я ей выложил, как на тарелочку. Она пробовала было возражать, что про Грязовец и Вологду по радио ничего не было. Но я ей сказал: «И про Смоленск тоже только через несколько дней сообщили, что он отдан германцам». Пусть К.И. на меня донесет УГБ УНКВД. Не боюсь, и, пожалуй, мне не страшно. Да и молчать не могу, надо же правду сказать! Она работает полторы смены, то есть сверхурочно уже три года. Вместо 170 р. получает 255 р. Для Наркомздрава полуторные, а для врачей двойные и даже тройные ставки практикуются очень широко, даже как правило. У просвещенцев то же. И как только это удается им? Это можно объяснить только тем, что квалифицированных медработников и просвещенцев мало. Это дефицитные профессии.