– Ездили, – ответил Канареечников, – но пациентами их в прямом смысле не назовешь, хотя когда-то они ими были.
– То есть это бывшие больные, которых лечил Владислав Семенович?
– Да. Дело в том, что в нашем охранном агентстве работает много парней, которые когда-то побывали в «горячих точках». Им в свое время психологическая помощь требовалась, чтобы войти в привычный ритм. Кстати, агентство основал один бывший военный, которого тоже Владислав Семенович лечил. Он долго не мог от войны отойти. И вот, когда у Владислава Семеновича выдается свободное время, мы с ним едем в их офис. Владислав Семенович заранее звонит хозяину этого агентства – зовут его Седлаковский Валентин Михайлович, – а тот обзванивает всех, у кого выходной, и они приходят в офис.
– Владислав Семенович, что же, с каждым из них беседует? – спросила я.
– А как же? Как же не беседовать? – удивился Владимир. – В этом и заключается работа психотерапевта, а для Владислава Семеновича разговор является самым главным в лечении, главнее всяких лекарств.
– Вы долго пробыли в офисе? – спросила я.
– Долго, почти до самого вечера, – ответил Канареечников.
– А когда вы ездили в агентство, за вами слежка велась?
– Нет, вот тогда хвоста точно не было.
– Владимир, надо будет поехать в отделение, чтобы с ваших слов составить фоторобот этого Кости, – сказала я.
– А зачем фоторобот? Я могу нарисовать его, – ответил Канареечников.
– Да? Вы умеете рисовать?
– Умею. Мне всегда нравилось это дело, а потом я поступил в художественную школу. Говорят, что у меня неплохо получается, особенно шаржи.
– Ну что же. Давайте попробуем, – кивнула я. – Только, пожалуйста, без шаржирования, – предупредила, – дело серьезное, и необходимо, чтобы рисунок получился как можно более достоверным.
– Разве ж я не понимаю? Нарисую как портрет, – пообещал Канареечников.
– Тогда давайте пойдем в коттедж, – предложила я.
Мы вышли из гаража и направились в дом. Там, в кабинете Перегудникова, Владимир взял лист бумаги и начал рисовать. Рисунок получился четким, особенно глаза, которые, по словам Канареечникова, у этого Кости были глубоко посажены.
– Ну что же, – сказала я, взяв в руки листок, – теперь нужно размножить и объявить в розыск. Но этим уже займутся в отделении. Спасибо вам, Владимир.
В это время за дверями кабинета послышались голоса, два женских и один детский. Я уловила слова: «да, она здесь», «вот ведь чертенок», «бабушка, ну ты вечно». Дверь в кабинет открылась, и на пороге я увидела Тамару Семеновну, Капитолину Николаевну и высокого нескладного подростка лет тринадцати. Мальчишка чуть не плакал, а Капитолина Николаевна, грозно глядя на него, проговорила: