Она пожала плечами.
– Ну ладно.
– Ну и ладно.
Она пересекла комнату и встала меньше чем в полуметре от меня. Ее голова склонилась, так что серебристо-серая копна медленно спала вперед и скрыла лицо. С одной стороны скользнул центральный кабель и повис, как хвост оглушенного скорпиона, опутанный более тонкими волокнами. В этот момент она была похожа на все архетипы сверхъестественного, которые мои предки принесли с собой с Земли. Была похожа на призрака.
Она оцепенела.
Я вдохнул глубже и протянул руку. Пальцы раздвинули волосы на ее лице, как занавес.
За ним не было ничего. Ни лица, ни костей, только темное тепло, которое расплылось мне навстречу, как факельный свет в негативе. Я придвинулся ближе, и темнота разошлась у ее горла, нежно раздвигаясь вдоль всего вертикального стержня застывшей фигуры. Она раскрылась до промежности и дальше, тот же разрыв показался между ее ногами в воздухе. Я чувствовал, как постепенно опрокидываюсь. За мной последовал пол, затем вся комната, сморщиваясь, как использованная подтирка в костре на пляже. Вокруг поднялось тепло со слабым запахом электричества. Внизу была беспросветная чернота. Железные пряди в левой руке сплелись и стали толще, беспокойным змееподобным кабелем. Я повис на нем над бездной.
Не открывайте глаза, не открывайте левую руку, не двигайтесь вообще.
Я моргнул – возможно, назло, – и подавил воспоминания.
Скривился и отпустил.
* * *
Если это и было падение, по ощущениям не сказал бы.
Ни шума воздуха, ни света, чтобы измерить продвижение. Даже мое собственное тело стало невидимым. Кабель как будто испарился, стоило мне убрать от него руку. С таким же успехом я мог бы висеть без движения в грав-камере не больше, чем ширина моих плеч, только ощущения каким-то образом сигнализировали, что вокруг меня просторное свободное пространство. Я был как жучок-вертокрутка, парящий в воздухе одного из опустевших складов в «Белахлопок Кохей Девять».
Я прочистил горло.
Надо мной засверкало и осталось гореть освещение. Я машинально поднял руку; пальцы коснулись изящных волокон. На место встало ощущение перспективы – свет был не огнем в невообразимо высоких небесах, а крошечными веточками в паре сантиметров над головой. Я мягко взял их в руку и перевернул. Под нажимом пальцев свет угасал. Я отпустил, и они повисли на месте, на высоте груди передо мной.
– Сильви? Ты здесь?
За это я заслужил почву под ногами, и в послеполуденном свете проступила спальня. Судя по обстановке, место могло принадлежать ребенку лет десяти. На стенах были голограммы Микки Нозавы, Рили Цутии и сонма прочих звезд, которых я не узнал, под окном – стол и инфополе, узкая кровать. Панель из зеркального дерева на стене увеличивала ограниченное пространство; стенной шкаф напротив открывался в спутанную мешанину одежды, включая официальные вечерние платья взрослых. На входной двери было приклеено изречение Отреченцев, но один уголок отходил от поверхности.