Андрей вынырнул на поверхность и собирался отряхнуть от воды лицо, когда почувствовал, как в него с налета врезалась журналистка, прижалась к нему всем своим еще не остывшим, упругим, будоражащим своей наготой телом. Андрей, удивленный и еще не пришедший в себя от такой неожиданности, интуитивно схватил ее в объятия, чтобы не утонула. Глаза Потаповой оказались совсем близко. Огромные, темные, испуганные и словно залитые изнутри огнем невыплеснутых чувств. Андрей не понял, что это были за чувства, да, честно говоря, ему было абсолютно наплевать на это. Он просто почувствовал ее тело, ее маленькие горячие ладошки на своих плечах и то, что они сейчас уйдут под воду, если не расцепятся. А потом он, ничего не соображая и ни о чем особенно не думая, прижал ее к себе еще крепче и поцеловал. Долгим, полным наслаждения поцелуем.
«Как долго я так не целовалась!» — подумала Женька, в сладостном блаженстве выныривая на поверхность. А может, она вообще никогда так не целовалась? Зачем они вынырнули? Она открыла затуманенные очи и тут же наткнулась взглядом на консультанта. Его лицо, находящееся так близко, отчего-то вдруг заставило ее мгновенно «протрезветь». Она встряхнулась, словно кошка после дождя, и выскользнула из его рук. Он выпустил ее мгновенно. Кто из них был виноват в случившемся и как вести себя дальше, Женька не знала.
Андрей настороженно смотрел на девушку:
«Эх, зря я так расслабился. И что теперь с ней делать?» Реакция Потаповой была непредсказуема, а значит, потенциально опасна. Непредсказуемости Андрей не любил. Обратить все в шутку? Придать оттенок иронии случившемуся? Оставить вопрос открытым? Или, наоборот, довести ситуацию до логического конца? Он изучающе, пристально смотрел на Женьку. Мысль о доведении ситуации до логического конца отозвалась энтузиазмом во всем его организме. Пришлось несколько секунд потратить на обретение эмоционального и прочего равновесия.
Пока он размышлял в полной растерянности, на лице журналистки появилось некое загадочное выражение. Глаза ее не то чтобы сузились, но как-то стали длиннее, а ресницы пушистее. А губы изогнулись в лукавой, чуть насмешливой улыбке.
«Ирония», — решил Андрей, выдыхая.
— А вы, оказывается, очень опасный тип, Андрей Александрович. Вскружили девушке голову, едва не утопили.
От подростковой неловкости и угловатости в Потаповой и следа не осталось. Андрею вдруг вспомнился их вчерашний ужин. «Господи! Ну, как я мог предположить детскую наивность в этой девице? Осел, натуральный осел».
Он был так поглощен собственной беспроигрышной стратегией, что принял за чистую монету обычные женские хитрости. Интересно, а сам-то он не сболтнул ничего лишнего, вдруг искренне и вполне серьезно испугался Андрей, уже ни в чем не уверенный. Нет. К счастью, он в основном молчал. Тогда почему она была так разговорчива? Хотела задурить ему голову и охмурить? Поймать его в ловушку казалось ей более заманчиво и желанно, чем сохранить служебные секреты, если, конечно, она ими пожертвовала, а не навешала ему лапшу на уши? Что ж, почти получилось. Правда, непонятно, зачем он ей? Для серьезных отношений у нее есть тюфяк Бобылев из совета директоров. Увалень, которого он видел с ней в ресторане в день знакомства. Да, увалень, но вполне обеспеченный и удобный в обращении. А его, Андрея, хотели использовать для нужд более приземленных?