Андрей, ощущавший острую вину за очередной допущенный промах и коривший себя за излишнюю сентиментальность, к романтике склонен не был, а потому, доведя журналистку до дверей квартиры, суховато попрощался и отбыл.
Зря он решил тогда в ресторане поближе к ней подобраться на всякий случай. Лучше бы они были незнакомы. Ох, что-то много у него проколов в этот раз, пора поскорее сворачивать это дело и в отпуск.
С утра позвонил Платон и звонил долго. Раз пять. Женька мстительно не брала трубку. Она бы и вовсе ее отключила, но не позволяла производственная необходимость.
А еще с утра, как и советовал Ведерников, она тут же отправилась в полицию и на этот раз застала майора на месте. Майор был угрюм, мрачен, небрит, его заросшие седоватой щетиной щеки ввалились, отросшие неровными клочьями волосы топорщились в разные стороны, а глаза посверкивали нехорошим, тревожным блеском.
— Петр Леонидович, как вы? — оробев от таких перемен, спросила замершая на пороге Женька, обычно особыми церемониями с майором не утруждавшаяся.
— Хреново, — прямо и честно ответил майор. — Если чуда не случится, меня в течение месяца из органов попрут за профнепригодность. Полковник так и сказал, а эта сволочь слов на ветер не бросает, — глядя в стол, произнес майор ровным, а оттого еще более жутким голосом. — Ну а ты как?
— Так же. Меня вчера чуть не убили возле дома. Один мужик спас, — присаживаясь у майорского стола на кончик стула, поведала Женя, не очень уверенная, что до собеседника сейчас дойдут ее проблемы.
Но вопреки ее ожиданиям Суровцев вдруг встрепенулся и взглянул на Женьку ожившим заинтересованным взглядом.
— Убить, говоришь, хотели? Очень интересно. — Он весь подобрался и замирающим от надежды голосом спросил: — Стреляли? В твоем подъезде? Из-за репортажей, да?
— Да нет. Напали вчера двое на улице, возле арки. Хотели в машину затащить, а там еще третий кто-то сидел. Это из-за убийства того фармацевта, помните, которого в Курортном районе автомобиль сбил? — оживляясь, в свою очередь, сообщила Женька.
— А-а, — тут же скисая, протянул Суровцев и вновь потерял к Женьке всякий интерес.
— Петр Леонидович, да очнитесь вы наконец! — рассердилась Женька на такое свинское равнодушие. — Говорю вам, меня убить хотели!
— Ну не убили же? — вяло заметил майор, даже не взглянув на нее. — А вообще, иди к ребятам в отдел, напиши заяву.
— Ну, спасибо! Помогли! — возмущенно потрясла головой Женька. — Петр Леонидович, ну что вы как обмороженный? Ну, мало ли что там начальство вам наговорило? Жизнь продолжается, и без ментовки прожить можно, и ничуть не хуже, чем с ней! А возможно, даже и лучше! — бодро вещала Женька, стараясь вывести майора из состояния ступора.