Генрих считал, что, если позволить всякому грамотному читать Библию и толковать ее, ничего хорошего не выйдет, все нужно делать так, как определит король, потому что королю все мысли навеяны Господом. Именно потому его учение единственно верное и истинное.
Господь всегда внушал Генриху мысли, которые оправдывали его поведение, потому король все больше приходил к выводу, что его поведение вообще не подлежит никакому осуждению.
Гейвуд и не собирался осуждать короля, он сам не понимал, зачем сегодня вступился за королеву, которая, он знал точно, сочувствует протестантам. Просто заметил хищный взгляд Гардинера, которого терпеть не мог, хотя епископ тоже католик, и не смог не попытаться перехитрить этого паука. Королева не слишком умна, если ввязывается в споры с королем по поводу веры. Джон не любил ее как протестантку, презирал за попытки толковать учение и обсуждать Библию, тоже считая это не женским делом, но жалел по-человечески. Катарина Парр вовсе не желала быть королевой, но была вынуждена уже столько времени обихаживать и терпеть грубость и выходки такого мужа, как Генрих, уже за одно это ей можно посочувствовать. Но больше спасать королеву Гейвуд не стал бы.
Сейчас он размышлял уже не о королеве, а о том, что ждет Англию в ближайшем будущем.
Король слишком плох, несмотря на все заботы жены и врачей, он долго не проживет. Наследник мал, слаб и физически, и духовно. Вокруг мальчика крутятся сторонники новой веры, подталкивает их королева. Это может означать, что после смерти нынешнего монарха Англию ждет участь германских крошечных государств, а это гибель. Или снова религиозные потрясения, чего Гейвуду вовсе не хотелось. Ему хотелось спокойствия, он и от этого двора удалился бы, чтобы в тиши снова взяться за перо не ради создания шутливых фарсов, а ради обличения человеческих пороков в пьесах. Джону хотелось писать, а писать при дворе невозможно, все подчинено распорядку дня Его Величества, у которого никакого распорядка нет вообще.
Гейвуд тоже вздыхал и крутился в своей постели, пытаясь убедить себя, что поступил правильно, помогая протестантке, а еще, что нужно уехать на континент. Но в отличие от короля он не был так уверен, что каждый его поступок или мысль одобряются Господом, а потому переживал по поводу верности выбранной тактики поведения.
Ему уже шестой десяток, писать тексты для фарсов при королевском дворе надоело. Генриху смешно то, что не смешно остальным. Джон не раз наблюдал, как презрительно морщатся придворные, а дамы прячут зевки за веерами. Прежний двор, уважающий Гейвуда — создателя интермедий, постепенно стал презирать создателя пошловатых фарсов, годных только для услаждения слуха короля.