Мать была стойкой и мужественной женщиной, она умудрялась выдерживать характер супруга, управляться с тремя сыновьями и по мере сил растить нас людьми, а не безвольными частями военной машины. Король считал, что нас это портило, но позволял ей это: едва ли не единственное проявление и подтверждение каких-то светлых чувств, которые Фергр питал к супруге. Да, своеобразное и неубедительное, но, если вдуматься, для столь авторитарного человека это был буквально подвиг.
А потом, когда Сарталь не стало, Фергр взялся за нас сам. Младшим было пять и четыре, они быстро забыли другую жизнь, а перевоспитывать пятнадцатилетнего лба оказалось поздно. Поэтому меня посчитали «совершенно испорченным», о чем не уставали напоминать. А ведь я еще и дан, то есть совсем не военный человек! Но до определенного момента король не предпринимал никаких шагов относительно меня — я более-менее оправдывал ожидания и не раздражал его всерьез. Лет пять.
Всю свою сознательную или по крайней мере более-менее взрослую жизнь я терзался одной мыслью: как талантливый, даже гениальный военный стратег и тактик в мирной жизни может проявлять такую узколобость и недальновидность?
Сделать и, главное, принять подобный вывод было очень сложно, я потратил на это несколько лет. Я видел ошибочность, даже глупость поступков короля, но не верил самому себе и полагал, что просто чего-то не понимаю и не замечаю. Он приучил нас никогда и ни при каких обстоятельствах не перечить. Но когда в итоге прав оказывался я и время демонстрировало всю несостоятельность совершенных Фергром шагов, в один момент я не выдержал и возмутился. Тогда-то меня и сослали в самую глушь, на дальние гарнизоны, к тварям и голым, унылым горам. Под предлогом продолжения службы, которую мы действительно несли все трое, но обычно в более удобных местах, на границе с Виратой.
После этого наши отношения с отцом окончательно испортились. Несколько лет мы виделись только на официальных мероприятиях или по большой надобности, разговаривали равнодушно, как король и его вассал. А после моего ранения не виделись вовсе.
Если бы Фергр хотел, он вполне мог бы обойти закон и оставить наследником меня, но это была удобная возможность избавиться от неугодного сына. Так что с Альмирой меня больше ничто не связывало и не удерживало там, и я не видел смысла цепляться за обрывки прошлого. Тем более не такие уж приятные обрывки, особенно в сравнении с исключительно радушным и теплым приемом здесь. Мягко говоря, глупо страдать, ныть и жаловаться на прошлые обиды, когда настоящее куда радостнее воспоминаний.