Признаться, поглощенный мрачными мыслями, я совершенно забыл о том, что брак — это в первую очередь не деловое партнерство, а союз мужчины и женщины. То есть, ржа меня побери, постель, которую нам предстояло делить. И если поначалу я еще мог сомневаться в добродетельности собственной невесты, то все сомнения отпали, стоило нам оказаться наедине в спальне.
И это был второй раз за последние три дня, когда я почувствовал себя круглым, законченным идиотом.
Ржа меня побери. Пять лет. Пять ржавых лет я не был с женщиной. Я сам себе был противен, и какое уж тут удовольствие, когда каждую секунду ждешь увидеть в глазах партнерши не ответное желание, а затаенное отвращение!
А эта девочка смотрела на меня не то что без брезгливости, но с такой надеждой и безоглядным доверием, что делалось не по себе. Она, ржа меня побери, с такой покорностью и достоинством принимала возложенную на нее богами ношу, что я чувствовал себя не только дураком, но еще и трусливым ничтожеством. Пришлось срочно брать себя в руки и вспоминать, что я вроде как пока еще мужчина, чтобы не обидеть ее еще и в этом.
Вспомнил. Да так, что сам на время забыл, кто я и где нахожусь.
Только на этом сюрпризы вечера не закончились, и новоявленная жена раз за разом ставила меня в тупик своим поведением, заставляя смотреть на нее с недоумением и раз за разом недоверчиво спрашивать себя, за какие заслуги — прежние или будущие — меня наградили таким необычным созданием. Парадоксальным, пугающим сочетанием в себе несочетаемого.
Как в одном существе может уживаться такая наивная, совершенно детская непосредственность и искренность, мудрость и хитрость прирожденного стратега? Она безо всякой задней мысли и стеснения расспрашивала меня о постельных удовольствиях. В то время, пока я жалел себя, начала учить язык жестов, чтобы не испытывать трудностей в разговоре со мной. Легко и изящно добивалась желаемого; одна только прочувствованная речь по поводу моей проклятой повязки чего стоила! Я сразу не понял и только под конец сообразил, что меня смущает в ее словах: это были слова не семнадцатилетней девочки, а очень умного и взрослого человека, прекрасно разбирающегося в людях и знающего, как добиваться от этих людей желаемого.
Я плохо помнил себя в ее возрасте, но я точно был значительно глупее.
А еще она боялась темноты. Искренне, по-настоящему, я это видел. И боялась она ее заметно сильнее, чем моей искореженной физиономии. Не то чтобы было сложно в это поверить, но… Я вообще не ожидал от близкого знакомства с ней ничего хорошего, поэтому не удивительно, что меня ставила в тупик каждая мелочь.