-У высших созданий есть право замедлять бег времени, созерцать движение жизни со стороны, ждать своего часа. Попробовав хотя бы однажды им воспользоваться, ты никогда уже не сможешь без горечи смотреть на людей – жалких рабов времени.
-Вот и не надо, стало быть, нам такого счастья, - пробурчала я, пытаясь изгнать из души странный холод, который привнесли туда слова Хорвека. – Да, в жизни нашей маловато радостных минут, но не тебе судить, ничтожны они или же нет. У тебя, как я посмотрю, и такой радости не случалось. Не говори мне больше о прежней жизни, я и вправду зря начала эти расспросы. Мне достаточно того, что ты нравишься мне нынешним. Если ты не ценишь свою жизнь, тогда я буду ценить ее за нас двоих.
От усталости мы растянулись на земле, глядя в небо, где уже появились первые звезды. Хорвек ничего не ответил на мои последние слова: быть может, он так измучился, что не нашел сил высмеять их в своей обычной манере, но я предпочла думать, что в молчании сокрыта странная нелюдская благодарность, природу которой я так и не сумела понять как следует.
Тут на головы нам посыпался мелкий гравий, а следом за ними свалился и Харль, наконец-то покоривший каменистый косогор.
-Ишь, разлеглись, - ворчал он, . – Я едва шею себе не сломал, темнотища – хоть глаз выколи. Ничего мы здесь не найдем, кроме своей смерти. Какому человеку в радость жить среди такого безобразия? Повсюду одни колючки да камни… Тролльи места, не иначе!
Однако ему вскоре пришлось признать свою неправоту: поднявшись чуть выше, на взгорье, мы увидали внизу огоньки, в свете которых любой путешественник угадал бы тепло и уют – то были окна какого-то жилья, чудом втиснувшегося между скалистых обрывов. Пришел черед спуска, и немного погодя мы очутились на узкой дороге, более похожей на тропу. Она определенно вела к дому, и вскоре мы почуяли запахи, милые сердцу любого озябшего и уставшего странника: дым от очага, перемешивающийся с ароматом жареного мяса. Крестьяне и прочий простой люд, как известно, отходили ко сну с закатом солнца, а богатому дому, обитатели которого засиживаются допоздна, на дикой пустоши было не место.
-Постоялый двор! – сказал Харль, поведя носом. – Боги, никак, смилостивились над нами.
Мысль об сытном ужине перед очагом затуманили мне рассудок, и даже равнодушный к требованиям грешной плоти Хорвек, казалось, прибавил шагу. Хоть выглядели мы так, словно бродили по пустошам несколько недель кряду, совершенно одичав, но при мне имелся отличный кошель с монетами, и я полагала, что любой хозяин захолустной гостиницы, завидев его, почтет за честь принять таких гостей.