Только вот радость победы омрачила бы месть королевы. Странно, что она до сих пор бездействует. То ли помогло внушение Соланжа, то ли вмешался герцог. Узнать бы, какую услугу он обещал.
С некоторых пор игры сильных мира сего стали занимать мой ум. Вовсе не из-за желания в них участвовать, а из опасений за собственную жизнь. я слишком долго легкомысленно относилась к подобным вещам, жила первой влюбленностью, за ширмой вымышленного мирка и едва не поплатилась.
— Я предпочла бы тишину и забвение, — сказала правду, хотя она и не в почете в Веосе.
Лорд не стал развивать тему. Она обоим нам неприятна.
Я уже переступила порог портальной комнаты, когда меня окликнул слуга, на этот раз из плоти и крови:
— Миледи, вам письмо! Просили передать из рук в руки.
Недоумевая, кому понадобилась, забрала конверт.
Отправитель предпочел остаться неизвестным. Он запечатал письмо обычной сургучной печатью без герба и иных опознавательных знаков.
Внутри всколыхнулось нехорошее предчувствие. Анонимные письма вызывают улыбку.
Из конверта выпали светлый локон, серебряная цепочка и записка: «Слышащие многое могут, даже воскресить прошлое. Хочешь его вернуть, забудь мое и не пытайся отнять чужое будущее».
Задумавшись, снова и снова перечитала записку. Эллан тоже хотел взглянуть — не дала, спрятала за спину. Слишком личное.
Светлый локон, настоящий, не крашенный. Блондинок в Веосе нет, значит, срезан с иномирянки. Старый — прядь свалялась и рассыпалась в пальцах.
Цепочка. Повертела ее в руках.
В голове вдруг щелкнуло.
Пела женщина. Слов не разобрать, но мелодия брала за душу.
Я знала ее, слышала раньше!
И голос…
На глаза навернулись слезы.
Женщина пыталась успокоить песней себя и кого-то еще, молчаливого, пробовала унять боль. Точно так же некогда горевала по изменнику Ветру Великая Мать.
Ребенок, у певицы точно был ребенок! Песня — колыбельная!
Такой родной щемящий голос…
— Дария, что вы видите, где?
Одно слово — Чувствующий. Другой бы спросил, все ли в порядке, Эллан точно знал, что нет.
Не противилась, когда он забрал письмо, цепочку и локон. В ушах все еще пела… мама. Пела мне, еще не родившейся, и будто знала, что никогда не увидит, рассказывала об отце, но не называла его имени. Погиб ли он или просто ушел, непонятно. В любом случае, случилось все до того, как мама оказалась в одиноком, пропитанном смертью месте. Каком? Увы, увидеть мне его не давали, только почувствовать — давящие стены, чужие стоны, бездну отчаянья и запах крови, разлитый по воздуху. Мама там не одна. Убежище Филиппа? Возможно. Старый замок хранил множество тайн и не меньше душ.