Наступает очередной цикл стабилизации в степях Восточной Европы: хазары останавливают поток новых групп номадов из Азии, в то время как сами устанавливают устойчивые связи с оседлыми соседями. Хазары ведут торговлю с византийскими владениями в Крыму и частично переходят к оседлому образу жизни по соседству, на Тамани, а также в Дагестане, где занимаются виноградарством. В то же время основным занятием хазар является кочевое животноводство, а за военной добычей — важным элементом экономики кочевников — они отправляются в грабительские походы в Закавказье.
Несмотря на наличие сложных иерархий родства, общество номадов фундаментально эгалитарно: каждый взрослый мужчина — вооруженный воин, который может оказать сопротивление попытке принуждения или в крайнем случае откочевать со своей семьей прочь. Поэтому власть вождя покоится на его авторитете старшего, но также на способности возглавлять победоносные походы, приносящие добычу. Исследователи разных кочевых обществ отмечают ключевое значение харизмы (зачаровывающей притягательности личности) вождя для подчинения ему остальных членов сообщества. Хазары не были в этом отношении исключением. Их настолько поражал масштаб власти, оказавшийся в руках кагана, что они воспринимали ее как сакральное (божественное) явление. Каган воспринимался не источником, а проводником власти. За это ему воздавали высокие почести, но всего лишь как исполнителю священной функции. В результате верховный правитель хазар оказывался заложником или даже рабом собственной власти. Рассказывали, что главной частью церемонии возведения на престол кагана было удушение его шёлковым шнуром: теряя сознание, он должен был назвать число лет своего правления. По прошествии этого срока его убивали, и каганом становился его преемник из «царского» рода. Если новый каган «заказывал» себе слишком продолжительное правление, его все равно убивали по достижении сорокалетнего возраста, так как считалось, что с возрастом божественная сила кут’ покидает правителя. Возможно, эти истории — всего лишь плод фантазии жадных до экзотики и слухов арабских путешественников, но даже в этом случае они свидетельствуют о том, что власть начинает осмысливаться как самостоятельный феномен, отдельный от родственных отношений. Просто вместо того, чтобы воплощаться в особый политический институт — государство, идея власти и сопряженной с ней высочайшей ответственности осмысливалась в рамках религиозных ритуалов.
Впрочем, семейные связи продолжали играть ключевую роль даже при назначении нового кагана, который мог принадлежать лишь к «царскому» роду. Согласно «лестничному» принципу наследования, принятому в степи (по крайней мере, у тюрок), власть переходила от старшего к младшему брату, после к сыновьям старшего брата, затем к сыновьям младшего и т.д. Этот принцип способствовал поддержанию горизонтальных связей между родами, которые в условиях степи могли через одно-два поколения навсегда разойтись и затеряться, и обеспечивал консолидацию кочевого общества. Заимствованный в дальнейшем оседлым населением (например, восточными славянами), в условиях буквальной «недвижимости» земельной собственности и территорий (в отличие от пасущихся в обширной степи стад), этот же принцип наследования стал барьером на пути к политической консолидации.