Новая имперская история Северной Евразии. Часть I (Могильнер, Герасимов) - страница 22

Не менее важно само обособление публичного пространства как «официального» — с официальной религией (параллельно с неофициально практикующимся язычеством), официальной властью эмира (параллельно с сохранявшейся иерархией местных племенных вождей и родовой знати), официального «коронного» суда (параллельно с действующими традициями обычного права). Именно постепенное разделение публичного и частного социального пространства создает основу для появления государства в виде институтов. Это значит, что происходит такое усложнение социальных связей и отношений, что часть из них принимает обезличенную форму, растождествляясь с конкретным носителем и специализируясь. Власть главы рода отделяется от власти военачальника, от власти верховного служителя культа и от власти правителя (князя, эльтебера, эмира). Воином теперь считается не любой член племени в состоянии вооруженного конфликта, а специально посвятивший себя военному делу и зарабатывающий только этим занятием на жизнь человек. Традиционный ритуальный обмен дарами членов родового или племенного союза (символическое подтверждение социального единства) и уплата дани как «замещение военного набега» (признание подчиненности) постепенно трансформируются в систему натуральной повинности и налогов. Большая их часть поступает не в личное хозяйство князя, а на общественные нужды — такие как строительство укреплений или культовых зданий. И хотя распоряжается этими средствами сам же князь, различие между его частным делом и общественным интересом свидетельствует о появлении элементов государственности. Государство — не материальное и зримое здание, а система отношений и особый способ социального мышления, поэтому всегда непросто «замерить» степень его развития, особенно на ранних этапах. Судя по имеющимся — довольно ограниченным — сведениям о Волжской Булгарии, ее можно рассматривать как пример «автохтонного» развития некоторых элементов государственности: не опирающегося на прежде существовавшие формы и не подталкиваемого угрозой внешней агрессии. Невозможно переоценить роль Хазарии в формировании нового политического мышления у таких типичных степных кочевников, как булгары, которые постепенно мигрировали через все пространство Хазарского каганата, с Северного Кавказа до Средней Волги. Однако Волжская Булгария во многих отношениях оказалась принципиально новым политическим образованием, с более четкими признаками государственности. Для того чтобы более детально рассмотреть процесс кристаллизации государственных институтов из традиционных родовых и племенных отношений, в следующей главе мы обратимся к истории политического образования, изучению которого за последние столетия было уделено несопоставимо больше внимания, чем Хазарии и Булгарии вместе взятым: тому, что российские историки XIX в. дали название «Киевской Руси».