А потом она разбудила Ромочку, когда даже лягушки на реке еще молчали. Мама стояла у кровати в полосатой кофте, с волосами, аккуратно прибранными под платок, — она одевалась так, когда ехала в город. Ромочка сказал, что в город нельзя, ведь дороги больше нет, и в лесу стережет тот, высоченный, а в поле — другой, его почти не видно, потому что он стелется по земле, и это он растягивает поле, никому не давая уйти. Мама заплакала и велела Ромочке хорошо себя вести, хорошо кушать — она оставила ему полную миску оладий на кухне — и слушаться тетю Лиду, которая будет за ним присматривать. Ромочка тоже с готовностью сморщился, замычал басовито и расплакался. Мама рывком поправила сумку на плече и захлопнула за собой дверь.
Ромочка бежал за ней по поселку, ревел и просил вернуться, а мама вдруг схватила с земли палку и двинулась на Ромочку, неуклюже ею размахивая:
— Уйди! У-уйди!.. Куда без лекарств? А если приступ? У-уйди!
И таким страшным был голос, что Ромочка испугался и побежал обратно к калитке. Даже не успев сказать, что таблетки он много дней не пьет, высыпает под матрац, чтобы мама не волновалась, когда они закончатся, — вон их сколько. И ему гораздо лучше, приступов никаких, он стал совсем здоровый…
Тетя Лида действительно иногда приходила, кормила и умывала Ромочку, но он чувствовал, что этой обязанностью она тяготится. Она старалась уйти побыстрее, и Ромочка так и не понял, что же в нем такого гадкого, он и в зеркало смотрелся, и нюхал себя, и даже высмаркивался заранее, увидев за забором тети-Лидину косынку. А больше не приходил никто. Как будто во Вьюрках не заметили, что Ромочка остался один.
Мама не возвращалась, а в даче все до сих пор ею пахло. Чтобы не задохнуться от тоски, Ромочка старался проводить там как можно меньше времени. Он бродил по улицам, собирал малину вдоль общего забора, за которым начинался лес, ловил на реке стрекоз. Взрослые сказали, что купаться больше нельзя, и Ромочка безропотно согласился. На реку никто не ходил, кроме рыбачки Кати, которая по-прежнему закидывала там свои удочки и сидела в ожидании первой дрожи поплавка.
Рассказывали, будто на реке страшные твари топят людей. Но Ромочка видел тех, кто здесь поселился: они были, скорее, робкие и пугливые. Прятались в воде, под корягами, только смутные тени иногда мелькали. Ромочка надеялся их выследить и рассмотреть, а может, поймать одну сачком, но они исчезали при малейшем шорохе, точно мальки на мелководье.
А другие тем временем обживались во Вьюрках, смелели, становились все заметнее, уплотняли очертания. В их подвижной бесформенной плоти проступали лица и глаза, они словно обтесывали сами себя по людскому подобию. Так меняет цвет осьминог, оказавшись на подкрашенном песке. Вспомнив передачу, в которой кидали в разноцветные аквариумы маленького уродливого осьминога, Ромочка тем же вечером увидел, как ползает в малиннике что-то по-осьминожьи многоногое, с круглым ртом в центре похожей на пульсирующий мешок головы, и очень испугался. Решил, раз они залезли в его мысли и там ищут себе обличье, то теперь он будет представлять что-нибудь приятное — птичек, котов, красивых девушек.