Те, кто прежде уповал на государство, теперь опускали руки, теряя интерес к жизни. Участились случаи самоубийств. Для последователей Эпикура и стоика Панеция смерть сулила покой небытия. Надвигалась ночь, и в грозном мерцании созвездий Рим читал приговор рока, который никто не в силах отменить. Многих предчувствие конца побуждало спешить пользоваться радостями жизни. Одна из характерных римских эпитафий гласит: «Я был ничто и теперь стал ничто. Прохожий, ешь, пей и веселись».
Для римлян гераклитовское «все течет» приобретало зловещий смысл, напоминая о бренности всего земного. Если «Я» – только краткая вспышка сознания в океане мрака, какой же толк в делах человеческих, во всех победах, империях, партиях? Любые усилия людей бесплодны: и индивидуума, и общество в равной мере ожидает уничтожение.
Неудивительно, что людей, у которых почва заколебалась под ногами, стала преследовать мысль о конце. Античный человек и прежде был склонен к трагическому взгляду на будущее; к тому же древний мир действительно близился к закату.
Постепенно из восточных провинций в Рим начинают просачиваться религиозные веяния, созвучные этой настроенности. Римляне открывают для себя мир эллинистических мистерий и пытаются найти в них опору, которой не давала им вера предков.
Египетские, фригийские, сирийские боги вошли в римский пантеон.
«Римляне, – писал позднее Минуций Феликс, – ищут повсюду чужестранных богов и делают их своими, строят жертвенники даже неизвестным богам». Паломники ехали в Элевсин, к берегам Оронта и Нила, входили под своды странных чужих храмов, чтобы принять посвящение и получить залог бессмертия. Философия первых веков нашей эры в Риме переживала кризис. Большей частью философы приспосабливались к требованиям времени, пропагандировали теорию об «идеальном просвещенном монархе», призывали к терпению и повиновению властям. Такое настроение объяснялось ещё и тем, что в результате масштабных завоеваний Рим буквально наводнили толпы рабов. Их относили к разряду «говорящих орудий» в хозяйстве (А. Валлон. История рабства в античном мире. М., 1941, с. 281). Без рабов уже не могли обходиться нигде: ни в гостиной, ни в мастерских, ни на полях; при этом их ненавидели и боялись. «Сколько рабов – столько врагов», – говорили римляне. Когда рабы пытались бежать или бунтовали, к ним не знали пощады: их клеймили, бросали хищным зверям, пытали и распинали на крестах.
В этой непростой атмосфере и появилось повальное увлечение различными мистериями на почве религиозного синкретизма. Если всё так плохо и безнадёжно в этом мире, то в другом, в мире духа, есть надежда обрести Свет и Гармонию.