.
На встрече с Шадриным и Егором обсуждались возможности освещения деятельности в Японии казачьего атамана Семенова — самого популярного из выживших в Гражданской войне на Дальнем Востоке белогвардейского лидера, и это очень важный момент, к которому мы еще вернемся. Кроме того, Ощепков передал собеседникам данные о возможных сроках и условиях вывода японских частей с Северного Сахалина, полученные им там в том числе от главы оккупационной администрации генерала Такасу. Это не была определяющая для Москвы информация (советские резидентуры в Китае и Корее, контрразведка в Москве также работали очень эффективно), но кураторам Ощепкова сведения показались важными. Их передали полномочному представителю СССР в Китае Л. М. Карахану, который теперь мог вести переговоры с японцами, что называется, с открытыми глазами[197]. Так что вклад Василия Ощепкова в благополучное разрешение вопроса с возвращением его родины в состав России важен, неоспорим и должен быть зафиксирован в отечественной истории.
Шадриным — куратором Ощепкова от Разведупра, точнее, от разведотдела штаба Сибирского военного округа, встречавшимся с ним в Шанхае, являлся на самом деле Михаил Абрамов (он же Георгий Александрович Родионов). Абрамов-Родионов-Шадрин, будучи специалистом по Дальнему Востоку, в прошлом, так же как и Василий Сергеевич, служил в царской армии, был неплохо образован, понимал особенности службы в разведке (даже успел окончить специальные курсы в 1921 году) и, как мы видим, пытался помогать сослуживцу, которому вместо ежемесячных ста иен вручили призыв быть верным трудовому народу. Во время встречи в Шанхае он выполнял разведывательную миссию в Китае по заданию штаба Сибирского военного округа. Позже, в 1933 году, через восемь лет после установления дипломатических отношений между СССР и Японией, Абрамов и сам уехал в Токио, где стал легальным резидентом Разведупра под «крышей» вице-консула советского представительства и работал параллельно с Зорге[198]. Так впервые переплелись судьбы двух разведчиков разного масштаба, разных уровней работы, но одного направления: и Ощепкову, и Зорге пришлось связать свою судьбу с Японией. Но когда немецкий коммунист занимался еще пропагандой среди шахтеров Рурской области, чета Ощепковых уже села в Шанхае на пароход и около 24 ноября 1924 года прибыла в порт Кобэ.
Глава двенадцатая
РУССКИЙ КОБЭ
Итак, решив ряд серьезнейших вопросов, определивших значительную и важную часть его дальнейшей судьбы, Василий Ощепков вновь отправился в Японию. Он развелся, встретил свою любовь и вновь женился, создал собственную фирму для работы в новых условиях, пошел на вербовку в ОГПУ и преодолел путь от Александровска на Сахалине через Хабаровск, Харбин и Шанхай до Японии — все это за какие-то несколько недель поздней осени 1924 года. Кроме того, за этот же неполный месяц Василий Сергеевич решил еще одну проблему, связанную с миграционным режимом в Японии. У него и его жены были на руках японские паспорта, где они значились жителями японской колонии — Сахалина, в прошлом подданными Российской империи, к тому же получившими в Сахалинском полицейском управлении разрешение на въезд в метрополию без обязательного в таком случае «реверса», то есть обязательства вернуться