— Протрезвить настолько, чтобы ты смог позаботиться о моем слуге. Но мне придется тебя утопить, если ты ему не поможешь.
Адонис протер глаза.
— Что с ним?
— Лихорадка и паралич.
Лекарь кивнул и повернулся к своему помощнику, которого только что привел воин. Он велел ему упаковать в сумку разные мешочки и баночки.
Когда они покинули крепость, то увидели идущего им навстречу Никиаса.
— Нам нужно поговорить, — сказал он.
— Как только я улажу это дело, — сказал Афер, — тут же вернусь. Где тебя найти?
— В спальных покоях за твоей канцелярией. Как долго ты будешь заниматься своими делами?
— Это будет зависеть от лекаря — насколько хорошо он будет лечить моего слугу. Но в любом случае я вернусь до полуночи.
— Посмотрим, поможет ли это. — Адонис коснулся плеча Тисхахара указательным пальцем. Больной слабо улыбнулся. — Возможно, завтра нужно будет повторить.
Афер посмотрел на живот раба. Вероятно, у него были парализованы и внутренние органы. Запах у порошка, предложенного лекарем, был такой, что Афера чуть не стошнило.
Он оставил с Тисхахаром подростка и приказал ему поить больного водой, охлаждать его тело и мыть.
— Благодарю тебя, мой друг, — сказал Афер, когда они снова вышли на улицу.
Адонис отмахнулся.
— Это я должен тебя благодарить.
— За что?
Адонис хихикнул.
— Ты меня протрезвил. Теперь я могу спокойно пить дальше.
Афер проводил лекаря до крепости. Тот опять подался в сторону пивной. Афер и помощник лекаря прошли через ворота, которые охранял сонный часовой.
Никиас еще не спал. Он сидел в канцелярии Афера и занимался папирусными свитками. Две масляные лампы давали тусклый свет.
Афер налил себе в чашу вина из кувшина, стоявшего на столе, и спросил:
— Не слишком здесь темно?
— Некоторые вещи настолько безрадостны, что лучше всего их не видеть. — Никиас криво усмехнулся.
— Какие новости могут быть такими срочными, что нужно успеть обсудить их еще сегодня ночью?
Никиас отложил перо.
— Речь идет о проповеднике нового учения, бродячем раввине.
— Йегошуа?
Никиас кивнул.
— Царь озабочен. От него требуют казнить этого человека. Но царю не понравилась и предыдущая казнь.
— Ты говоришь об этом крестителе? Об Иоанне[19]?
Никиас тихо вздохнул.
— О нем. И на царя давят все те же люди.
— Его дочь? — Афер поднял брови. — Или священники?
— Иерусалим. Они говорят, что он бунтовщик, что он хочет свергнуть царя и изгнать римлян.
Афер пододвинул к столу табурет и сел.
— А я скажу тебе, что он хороший человек. Он уважает царя. И вообще, какой глупец вздумает восстать против империи?
— Каждый, кто одержим исключительно своим богом, своей верой.