Мелеагр поднялся и приложил руку к груди. Клеопатре показалось, что он нисколько не опечален тем, что ему придется покинуть это собрание. «Слишком много высокопоставленных римлян для простого караванщика», — подумала она.
Когда Мелеагр вышел из зала, Пилат обратился к Аферу.
— Что ты думаешь об этой истории?
Мавританец пожал плечами.
— Признаюсь, я запутался, — сказал он. — Из всего этого трудно что-то понять. Разве что…
— Подожди. — Колумелла посмотрел сначала на Афера, потом на Клеопатру. Затем обратился к Пилату: — Я считаю, что с предположениями следует подождать, пока мы не поговорим с двумя остальными. Слишком много предположений, надежд и подозрений.
— Надежды, господин? — спросил Афер. — Какие надежды? Скорее обеспокоенность.
Когда Афер заговорил, Клеопатра закрыла глаза. У него был низкий, слегка огрубевший голос. Как ткань, из которой делают хорошее нижнее белье. Как рука, которая скользнула под это белье… Женщина вздрогнула. «Какая ерунда, — подумала она. — Просто у тебя давно не было мужчины. И какой бы там ни был голос у Афера, не забывай о деле».
Пилат повторил что-то насчет надежд. Она как раз вовремя отвлеклась от своих мыслей, посмотрела на него и услышала вопрос:
— Может, пока они не пришли, поговорим о твоих проблемах? — Он насмешливо улыбнулся и добавил: — Княгиня.
— Я опущу некоторые… подробности, которые не стоит здесь обсуждать?
— Конечно.
Колумелла встал.
— Я думаю, мне необязательно присутствовать при этом, тем более что еще нужно уладить кое-какие мелочи.
Пилат кивнул.
— Иди, мой друг. Среди этих мелочей есть что-нибудь важное?
— Разное. — Колумелла вдруг рассмеялся. — Ах да, есть одно, что может тебя заинтересовать. Твои предусмотрительные сотрудники… Астианас, ты знаешь его, математик, некоторое время назад рассчитал, что здесь скоро произойдет небольшое солнечное затмение. Около полудня за день до праздника пасхи. Я не знаю, важно ли это для евреев, но для суеверных воинов мы должны организовать небольшую просветительскую лекцию, чтобы они не убежали с воплями из города. Вот такие мелочи. Я буду рядом. С писарями. Позовете меня, когда придут эти мужчины.
Пилат кивнул.
— Хорошо. Говори, Клеопатра.
Афер откашлялся.
— Прошу прощения, но, возможно, и мне следует пока унести свои уши подальше.
Клеопатра посмотрела на него и улыбнулась.
— Останься. Я не буду говорить о том, что могло бы поранить твои уши. Речь пойдет о сделках и воровстве, об обмане и кознях.
С наигранным отчаянием прокуратор поднял вверх руки.
— Отчет о политических буднях в Александрии?
— От него я тебя избавлю. Нет, дела обстоят иначе. Поскольку все мы стареем…