Это было святилище, — какое-то древнее святилище, хорошо скрытое в дебрях Соломоновых островов их первобытными аборигенами.
Шатаясь и задевая зловонные черепа и амулеты, Гарленд уже направился бы то к выходу, когда яркое сияние на пути вдруг остановило его. Холодная спазма страха еще сильнее сжала его сердце. Он остановился, чувствуя леденящий холод где-то у кончиков волос. Неизведанный раньше мистический ужас парализовал его движения. В ожидании какой-то страшной беды, он тихо шептал обрывки молитв.
В серой пыли и пепле беловатым, неподвижным светом мерцали два человеческих скелета. Этот холодный свет, озарявший белые полуистлевшие кости, струился в провалах глазниц, в оскаленном прорезе челюстей, и словно смеялся жуткими гримасами смерти.
>Беловатым, неподвижным светом мерцали два человеческих скелета.
Гарленд порывисто двинулся к выходу. Какой-то предмет лязгнул металлом под его ногами. Он задрожал с ног до головы, но все же бессознательно нагнулся. Это был кремневый мушкетон, какие употреблялись лет триста с лишним назад. На полке его еще виднелись следы пороха. Ржавый ствол и приклад хранили еще причудливый узор старинной резьбы и инкрустации. Откуда здесь, в затерянном святилище звероподобных людей, этот древний карабин?… Это было уже сверх понимания.
Гарленд опустил приклад — что-то мягкое с шелестом скользнуло по его руке. Что это? Наверное, пыж… Он провел ладонью по стволу, притронулся к затвору… Нет, это не пыж!.. Между винтом курка и кремнем — маленькая желтоватая трубочка… Рукопись, чье то послание?!.. Осторожно развернул он ветхий свиток и поднес его к глазам. Да, это — старинный пергамент, испещренный какими-то выцветшими знаками…
Гарленд зажал его в руке и, пугая стуком ружья скорпионов, скользнул в узкий провал выхода.
VI.
СВИТОК
Через несколько минут, привыкнув к ярким лучам солнца, ослепившим его в первое мгновение, Гарленд с жутью разбирал содержание пергамента.
Рукопись была на латинском языке. Ее писали два лица и в разное время. Одна часть была написана кровью и сильно пострадала от времени. Некоторые строки и буквы невозможно было разобрать. Обрывки слов приходилось дополнять воображением. Эту часть писала дрожащая, неверная рука… Другая часть, нанесенная свинцовой палочкой, хорошо уцелела. Почерк был смелый, размашистый. Писала твердая, спокойная рука…
Вот что прочел Гарленд:
— «В лето от Рождества Христова 1568.
Мы, жалкие рабы Великого Бога, подданные Короля Испании, Южной Италии и Нидерландов, Могущественнейшего Филиппа Второго, первые из Божьих людей, после царя Соломона, в забытом краю «Офир», Дон Альваро Мендана де-Нейра, Дон Франческо де-Сааведра, Педро Альварозо, Эрнандо Гальего, — провели в этом святилище смерти ужасные минуты… За что разгневался на нас Господь Наш? Дон Родриго де-Андрозо, Дон Диего де-Вэзаро… умерли мучительной, страшной смертью… Они пили воду из серебристого озера… Ужас смутил сердца наши. Ночью их трупы светились, и в глазах сияло радужное пламя. Мы оставляем этот пергамент, написанный кровью жил наших, и бежим… в глазах мелькают искры. Мы плохо различаем друг друга. На теле нашем выступили кровавые язвы… Если рука Бога остановит нас, кто бы ни был ты, смертный, помолись о душах наших!..»