– Ты бы отдыхал. А завтра за работу. С новыми силами.
Кондрат прошел по кабинету. Иногда странно выходит, вроде не было тебя два дня в каком-то месте, а оно стало чужим. И пустой стол, за которым должны были выситься вавилонские башни дел. И кресло, задвинутое в угол. На подоконнике графин, Кондрат никогда не ставил его на подоконник. Чужой стал кабинет, и запах в нем стоит чужой. Тяжелый запах. Он остановился у окна, рядом с начальником.
– Что с мальчишкой?
– А ничего, – отвернулся от Кондрата Фархад. Поправил жалюзи.
– Дело не завели?
– Нет мальчишки, нет дела.
Кондрат побледнел, вцепился в край подоконника.
– Так же нельзя. У него ж родные были. Мы ж не… – он сглотнул. – Нельзя так.
– И давно ты так начал думать? Сам дел не закрывал? И на родителей плевал и на родных. Напомнить, год назад...
Кондрата покачнуло.
– Там другое…
– Конечно. Там касалось Лики. Кто? Ах, да, некий дальний родственник. А ведь ты с ней уж и не жил. Дело закрыл? Да не было дела, как корова языком. Сколько там родственники пороги обивали? До сих пор в прокуратуре заявление лежит. А нам хоть бы хны. Напомнить, как ты ко мне приходил? Вижу не нужно, и сам помнишь. Не одно такое дело за тобой. За другими. Не первое дело уходит, пропадает, нет его. А тут вдруг! С чего бы? Правильный стал? Кулаками в грудь! Так нельзя! А как можно? – с насмешкой посмотрел на Кондрата шеф. – Обьясни мне неправильному! Кстати, его родне ты сам объяснять будешь, отчего паренек прямо у тебя в кабинете откинулся?
Чувствуя, как кровь прилила к лицу, Кондрат потерянно пробормотал.
– Так сердечный приступ.
– Сердечный… приступ… А как же синий свет? Крик? Ты почему ему на помощь не пришел? Ты почему, если уже ситуацию понимал, не бросил всё и кабинет не ринулся? Какого хрена в дежурке стоял и наблюдал? Ты почему, задержанного одного в кабинете даже без наручников оставил? Отвечай, майор! Первый год работаешь? Не знаешь, как вести себя с задержанными? Устав забыл? Или совесть?
Скулы на лице Лешего напряглись. Силясь не сорваться на крик, он чуть слышно зло прошептал.
– Так сердечный… приступ…
– К чертям! Ты сам веришь? Да любая экспертиза укажет, что на нем четыре ожога и разрыв внутренностей. А ты мне… сердечный… – он отвернулся.
Жар разом сменился приступом озноба и невероятной слабости. Кондрат облокотился о подоконник.
– На нем ожоги?
– Слушай, Кондрат. Я твою задницу прикрыл, – сказал Фархад устало. – Ты, иди, отдыхай. Если надо, еще пару деньков дадим, а потом приходи, но без вот этого… – Фархад покрутил пальцем у виска. – Мозговыноса. Нет тела, нет дела.