Формулу суверенной демократии вопреки некоторым комментаторам надо соотносить не с западной реакцией на «дело ЮКОСа» и не с чем-либо еще, а только с «оранжевым» вызовом в адрес Москвы, увязывающим народный суверенитет и суверенитет признания. В устах наших политиков и воспринявших ее юристов (Валерий Зорькин) она была бы безоговорочно сильным ответом на этот вызов, если бы не один настораживающий аспект В России 1990-х «демократия – власть демократов» была обессмыслена и сведена чуть ли не к «речекряковой», автоматически вылетавшей из политических ртов звуковой цепочке. Нетривиальное сочетание этого слова с эпитетом «суверенный» подновляет его смысл (как говорят лингвисты, «внутреннюю форму»), для чего ведь старается и Сурков, предлагая переводы этой формулы «на старомодный (“самодержавие народа”) и современный (“правление свободных людей”) русский» [Сурков 2008: 44]. Но не обернется ли в таких прочтениях «суверенная демократия», поверх ответа «вражьим голосам», также и новым вызовом перед политической Россией – и теперь уже вызовом, не извне пришедшим, а внутренним, эндогенным? Как известно, любые толки о правах человека упираются в проблему – кого считать за человека. Не пробуждают ли слова о «самодержавии народа» и «правлении свободных людей» кое у кого желание спросить: «А кто здесь народ? Кто те свободные люди, которым будет принадлежать правление?» Такие вопросы – из тех, что способны породить очень гулкий резонанс.
Суверенитет в судьбе двух высоких культур
Книга «Революции на экспорт» Кара-Мурзы и его коллег в моих глазах – свидетельство поистине нового возраста России, при том что сам этот автор всегда был склонен преподносить нашу цивилизацию как от века данный, любезный его душе традиционный уклад. Кара-Мурза умилительно воссоздает русское понятие народа, которое «вытекало из священных понятий Родина-мать и Отечество». «Народ – надличностная и “вечная” общность всех тех, кто считал себя детьми Родины-матери и Отца-государства (власть персонифицировалась в лице “царя-батюшки” или другого “отца народов”, в том числе коллективного “царя” – Советов)… все водимые духом Отечества суть его дети и наследники». Этому русскому образу «народа» он патетически противопоставляет нехорошее западное (модерное) видение «демоса – гражданского общества», которым в революционном самоутверждении становились те, кто «совершили революцию, обезглавив монарха. Именно этот новый народ и получает власть, а также становится наследником собственности» [Кара-Мурза 2006: 344–345].