Было грустно и горько вновь стоять на холодном ветру и смотреть, как Павел и Руслан закидывают землей импровизированный и наскоро сколоченный гроб – один на двоих. Михалыч спел поминальную песню, Лида произнесла проникновенную речь, в конце расплакавшись на груди мужа, а я стояла, молча и привычно страдая от холода не столько снаружи, сколько внутри. Весь этот год, с прошлого декабря, прошел под знаком смерти, боли, страха и одиночества. Эх, и прижаться не к кому… хоть и хочется.
Вдруг послышался едва слышный скрип снега под подошвой внушительного ботинка. В следующее мгновение сильные руки обняли мои плечи и прижали к большому телу. Приподняв лицо, встретилась взглядами с Кириллом, который с сочувствием смотрел на меня. Не знаю, что заставило тихонько спросить, но язык уже не слушался:
– Они одновременно умерли… твои жена и сын?
Голубые глаза заледенели, а его тело стало деревянным, но голос звучал ровно:
– Один за другим, но она не была моей женой, мы познакомились в баре и оба искали лишь секса. Потом встретились еще пару раз, а через месяц она сообщила, что беременна от меня. Честно, я не поверил, все же я контролировал… хм-м, процесс, но согласился содержать ее и признать ребенка своим… если это окажется правдой. – Мужчина ненадолго замолчал, вернувшись мыслями в прошлое. – Ник был моим сыном – она не обманула. С первых дней его рождения она отстранилась от нас обоих, ограничившись требованием алиментов, так сказать, компенсации за невмешательство… А зная ее неприятный для длительного и тесного общения характер, я был даже рад платить, чтобы никогда ее не видеть.
– Разве ты не мог подать в суд на… – удивленно прервала его.
– Мог, – теперь меня прервал он, поморщившись от воспоминаний, – но это мой сын, а она хоть какое-то отношение, но имела к нему. Да и она из той категории женщин, что не гнушались ничем. Я возглавлял специальный отряд антитеррора по ликвидации особо опасных преступников. В моем положении светиться было крайне нежелательно, да и она особа была публичная. Короче, оказалось проще ей платить.
– Значит… э-э-э… ты… вы не любили друг друга? – сейчас и здесь все вопросы казались уместными.
Кирилл наклонил голову, чтобы лучше видеть мое лицо, теснее прижал меня к себе, дополнительно укрывая полами своей куртки, и только после этого тихо ответил:
– Нет, волчонок, не любил, и она тоже. Я любил сына, а она – мои деньги. А сейчас у меня нет ни того, ни другого.
И я почувствовала, интуитивно поняла, за этой скупой фразой было огромное горе, утрата, боль и тоска не меньше моих. Нахмурилась, а потом убежденно сказала, пристально глядя на него: