.
Кровопролитие в Вильнюсе, приказ о совместном военно-полицейском патрулировании городов и запрет демонстраций – все это сыграло против Горбачева. Демократы все больше в нем разочаровывались, а коммунисты не спешили признавать его своим. Почему же он изначально встал на сторону консерваторов и так долго следовал этим путем? По его словам, он был вынужден маневрировать между левыми и правыми, чтобы сохранять свой умеренный центристский политический курс. В январе, после трагедии в Вильнюсе, которая сильно встревожила Вашингтон, Горбачев признался американскому послу Мэтлоку (и, соответственно, президенту Бушу), что Союз находится на пороге гражданской войны и что для ее предотвращения ему придется “петлять то туда, то сюда”, предпринимать труднообъяснимые шаги. В книге об августовском путче он пояснил, что стремился “за счет тактических шагов выиграть время, чтобы дать демократическому процессу приобрести достаточную устойчивость” и “подвести страну к такому этапу, когда любая подобная авантюра [захват власти. – Прим. пер.] была бы обречена на провал”[1979].
На первый взгляд тактика казалась разумной – это был хладнокровный макиавеллианский способ приблизиться к своим демократическим идеалам. Более того, Горбачев будет настаивать, что это сработало. Однако такие методы идут бок о бок с эмоциональными потрясениями, что зимой и весной 1991 года наблюдал посол Мэтлок. По его мнению, мировые лидеры, как правило, вспыльчивы при личном общении, но перед общественностью предстают “спокойными, умудренным и сопереживающими”. В противоположность им Горбачев на людях становился “чересчур раздражителен и малоубедителен”, но в частной беседе посол видел в нем “политика собранного, даже благоразумного”[1980].
Кто-то может назвать это грамотно просчитанными позами: критикуя демократов, он стремился найти поддержку у консерваторов и успокоить Вашингтон. Однако сложнее было объяснить его нападки на Ельцина, радикальных “левых” и в особенности на интеллигенцию, которая отвернулась от него, думая, что он отвернулся от нее. Говоря публично о ней или с ее представителями, Горбачев как будто не мог сдержать свой гнев, тогда как в частных беседах с людьми с Запада он лучше контролировал свои эмоции – ему было комфортнее с ними.
После шага направо последовал откат налево. 23 апреля Горбачев и руководители девяти республик (от участия отказались Латвия, Литва, Эстония, Молдавия, Грузия и Армения) встретились в роскошной правительственной резиденции в Ново-Огареве, где подписали заявление, в котором обязались немедленно приступить к подготовке договора о создании Союза суверенных (не советских) государств и разработать и принять новую конституцию. Помимо этого, они призвали шахтеров прекратить забастовки, которые бушевали по всей стране