Почему Горбачев так упорно пытался предотвратить это? По мнению Бейкера, играя в миротворца, советский лидер хотел укрепить свой авторитет внутри страны и показать планете, что “его рассыпающийся Союз все еще имеет вес на международной арене”[2014]. Несомненно, роль СССР по-прежнему была велика, однако конфликт в Персидском заливе стал лакмусовой бумажкой нового подхода Горбачева к внешней политике. Смогут ли Штаты и Союз сотрудничать с целью усмирить агрессора и не пролить в процессе море крови?[2015] Американцы, несомненно, хотели получить поддержку Москвы и показать, что Восток и Запад объединяют усилия против Ирака. Однако Горбачеву Штаты были нужнее, чем он им, и они об этом знали. В связи с этим становится понятно, почему Буш отклонял все предложения Горбачева, “скорее с горечью, чем с возмущением”, хотя последние дипломатические маневры Горбачева Буша сильно раздражали. По словам американского лидера, Вашингтон “не мог позволить Горбачеву в критический момент вмешиваться в политику или военные операции США в Персидском заливе” и пытался сказать свое “нет” максимально мягко, чтобы не задеть его. “Я хочу, чтобы ты знал, – сказал Буш Горбачеву 21 февраля, – все здесь уверены, что ты делаешь все возможное, чтобы помочь и привести нас к миру”. В письме от 10 марта Буш вновь поблагодарил советского лидера, а также от руки написал к нему постскриптум, который пришелся Горбачеву очень по душе: “Я подписываю это письмо в Кэмп-Дэвиде и вспоминаю наши беззаботные и приятные беседы здесь. Я часто думаю о проблемах, которые тебе приходится решать дома”. Президент США также предлагал Горбачеву передать через Бейкера, которого ожидали в Москве через пять дней, все, что он хотел бы сказать ему лично. “Как ты знаешь, я счастлив, что могу считать себя твоим другом”, – завершал письмо Буш[2016].
Однако дружба и экономическая помощь – вещи не связанные. Сколько денег нужно было Горбачеву? Сколько он хотел? Сколько ожидал получить? Ни один из этих вопросов не имел четкого ответа. Учитывая глубокий финансовый кризис, Союз нуждался в огромных суммах, однако, как считало большинство западных лидеров, советская экономическая система находилась в таком упадке, что спасти ее могли только глобальные реформы. Желания Горбачева не были ясны. Он медлил и не просил больших денег – и позднее коммунисты обвинят его в капитуляции, а он понимал, что Запад мог ему отказать. Ожидания его менялись в зависимости от сигналов из западных столиц и его собственного настроения. Порой отчаяние, которое странным образом уживалось в нем с врожденным оптимизмом, заставляло его нерационально надеяться на большее. В марте президент СССР написал Бушу письмо, в котором просил 1,5 миллиарда долларов в кредитах на американское зерно. Когда американский лидер начал тянуть с решением, Горбачев высказал своим помощникам все, что было у него на душе: “Когда они начинали войну в Персидском заливе, 100 млрд долларов нашлись легко. Стоило заговорить не о войне, а о помощи новому стратегическому партнеру, это сразу стало проблемой”. Своим иностранным собеседникам он говорил так: “Персидский кризис обошелся ‘Семерке’ в 70–100 млрд долларов. И деньги нашлись. Почему же не найти их на помощь перестройке в СССР, которая имеет в десятки, если не в сто раз большее значение… для мирового процесса в целом?!”