. Некоторых раздражала свойственная Раисе назидательность, типичная для строгих учительниц, которых называли
училками. Но муж, разумеется, защищал ее. “Она преподаватель, – добавляет он. – Это сказалось на ее разговоре… Все ее подозревали, что она говорит, как нотацию читает”
[271].
В конце концов, у Раисы появилась постоянная работа в Ставрополе – сначала в медицинском институте, а потом на экономическом факультете сельскохозяйственного института. Но она все время волновалась, хорошие ли у нее получаются лекции. Вместо того чтобы читать подготовленный текст с листа, она выучивала его чуть ли не наизусть, чтобы “потом совершенно свободно чувствовать себя… в аудитории”. К такому самоистязанию (из-за которого, пожалуй, аудитория не слишком-то верила в “совершенную свободу” оратора) ее подтолкнула первая в жизни лекция – на тему “Сон и сновидение в свете учения И. П. Павлова”, – прочитанная в одном заводском Доме культуры (тогда Раиса еще училась в МГУ). Ее очень напугал дед с огромной седой бородой, сидевший в первом ряду, и она отбарабанила всю лекцию, не отрывая глаз от страниц, а потом “с ужасом ждала реакции”. Но реакции не последовало – “стояла тишина. Ни одного звука, ни одной реплики”. А на ее первую лекцию в Ставропольском медицинском институте “нагрянула представительная комиссия”, в составе которой были заведующие всеми кафедрами города и другие известные в Ставрополе обществоведы. Они явились к ней на лекцию по ошибке, случайно: никто из них даже не догадывался, что лектор – новичок, но она сама об этом узнала уже после, когда, к ее ужасу, подготовленный материал закончился задолго до звонка, а сказать больше было нечего.
Неудивительно, что Раиса признавалась позже: “каждая лекция – экзамен. Всегда волновалась, начиная читать лекцию, особенно в новой аудитории”. Тематика ее разнообразных лекций внушала трепет: гегелевская “Наука логики”, кантовские антиномии чистого разума, ленинская теория отражения, научное познание, роль личности в истории, структура и формы общественного сознания, современные социологические концепции, философские течения в зарубежных странах. Беседа на подобные темы с провинциальными слушателями, пускай даже в предельно упрощенной, идеологически выверенной форме, была задачей непростой. К тому же Раисе явно вредило то, что она не состояла в рядах КПСС. Горбачев обратился к местному партийному начальству: “У вас что, идеологическое недоверие к моей жене?” Чиновник напомнил, что она не коммунистка, и позже Раиса вступила в партию[272]