Мой человек (Терентьева) - страница 42

– Ах ты… – Дядька, пристававший к Марише, выругался.

– Мариша! Уходи оттуда! Уходи немедленно! – пыталась сказать ей я, но она меня уже не слышала.

Я понимала, что ничего опасного в этом нет, кругом люди, Маришу вряд ли может как-то сильно обидеть этот человек. Но на душе у меня было совсем неспокойно и очень неприятно. У Ильи и, правда, теперь какой-то другой мир, в нем иные законы, непонятные и неприятные. Хотя чего уж тут непонятного!

Михаил всё это время стоял рядом, руки с моих плеч снял, но не отходил. Наоборот, все подступался и подступался, вот уже опять оказался совсем близко, обнял за талию…

– Могу чем-то помочь? – спросил он.

«Не лезть!» – сказали бы моя бабушка или Мариша. И были бы правы, смелые и гордые девушки. А я лишь покачала головой и побыстрее вернулась в гостиную.

Алёша вопросительно посмотрел на меня. Странно. Я теперь не видела на его лице тех лет, которые прошли без меня. Видела сквозь годы его молодого. Я прекрасно помню, как он несколько раз принимался тогда рассказывать о своих мечтах – что именно он хочет сыграть, какие сложнейшие произведения мировой классики у него в плане, как видит свое будущее. А мне это было не то чтобы неинтересно… Мне как-то не казалось, что у Алёши хватит терпения, силы воли, таланта. Он вовсе не производил впечатления волевого и настойчивого человека. Значит, это было обманное впечатление, или я такой плохой психолог. Конечно, не это помешало мне полюбить его. Но если бы я осталась с Алёшей, совсем иначе бы сложилась моя жизнь… У меня не было бы Мариши. Вот у Алёши, кажется, и детей нет. Почему?

Я смотрела на мальчика, сына Вики, и была почти уверена, что он – не Алёшин сын. Потому что даже если ребенок – копия одного из родителей, так бывает, все равно от второго тоже что-то есть. И когда смотришь на всех троих, понимаешь, да, конечно, вот его родители. А ничего Алёшиного в мальчике не было. Зачем мне это было нужно? Не знаю. Точнее, не могу сама себе откровенно сказать. Я ведь не моя бабушка и не Мариша, чтобы рубить правду матку с плеча.

Алёша стал рассказывать, как прошлой весной он ездил в Японию, был очарован страной, а потом ездил в Индию и был поражен нищетой, а еще ездил на наш Дальний Восток и играл на единственном в тех краях органе, во Владивостоке, в соборе, и был так потрясен природой края, что стал подумывать, не перебраться ли поближе туда.

– Природа там очень соответствует музыке, которую я играю, – улыбаясь, говорил Алёша.

Вика слушала его внимательно, как будто в первый раз. Их сын Лёня, наоборот, все порывался о чем-то сам рассказать. Вика несколько раз останавливала его то взглядом, то жестом, а то и просто попросив: «Помолчи пока, сынок!»