Мариша выросла не такой, как я думала. Ничего плохого в этом нет. Но я закладывала одно, а выросло другое. Потому что твой ребенок – это самое загадочное семя, которое ты можешь посадить и взращивать шестнадцать – восемнадцать лет. Что вырастет – неизвестно. Ты можешь повлиять, можешь что-то изменить, но не полностью. Вдруг просыпаются спавшие до сих пор гены, вдруг решают встрепенуться какие-то прабабки… Одна была усатая и грубая, любила крепкий табак, мужчин не очень любила, но пускала к себе, ненадолго, потом выталкивала, некоторых – пинками. Нет, конечно, Мариша на нее вовсе не похожа. Разве что на одной фотографии, где прабабушка сидит, наряженная, в огромной шляпе, и смотрит строгими глазами на фотографа, возможно, не скрывавшего восторг от пышных форм… Другая, моя любимая бабушка, говорившая всем правду-матку, тоже стала просыпаться в Марише. Что-то такое упрямое в лице… Как сожмет губы, как прищурится, подбородок вздернет… И мне становится страшно… На меня смотрит моя бабушка, которую Мариша ни разу не видела…
Но я же не такая! Я и не грубая, и усов у меня нет, мужчин я и не пускаю, и пинками не выталкиваю, и правду-матку не режу, и лицо у меня мягкое… Почему Мариша каждый день общается со мной, а становится похожей на свою прабабушку Тоню и прапрабабушку Нину? Или я вообще все это придумываю? От одиночества.
До сегодняшнего дня я не ощущала себя одинокой. А сегодня, когда Мариша ушла, не оглянувшись, закинув рюкзак за спину, на юбилей Ильи… Не знаю. Может быть, надо было сказать ей: «Не ходи. Что уж, ты так его любишь? Или ты боишься, что он перестанет тебе помогать? Скажи самой себе правду-матку, режь, не бойся!» Но ведь я так своей любимой дочери никогда не скажу.
И она ушла. А я осталась. У меня вообще такое ощущение, хотя мы по-прежнему живем в одной квартире с Маришей, что она – ушла, а я – осталась.
Осталась в ее детстве. Осталась там, где я была нужна ей постоянно. Где я была умной и красивой, где она исподволь не взглядывала на меня своими темными (не моими!) глазами, и я не читала в них что-то такое, что мне расшифровывать совсем не хочется. Я же не интересуюсь политикой, не всегда могу поддержать разговор в нужном русле, не соответствую ее нынешним идеалам… Я осталась в том приятном времени, когда Мариша была милой, доверчивой, ласковой, наивной… Держалась за меня маленькой теплой ручкой… Так медленно росла, и я долго, до четырех лет, носила ее на боку, и это была самая приятная ноша. Мариша обхватывала меня маленькими ножками, крепко цепляясь, и мы так ходили, когда она уставала. Никто не думал, что эта малышка станет когда-то выше меня ростом… Будет иметь на все свой взгляд. Это не плохо, но отчего-то хочется все глубже и глубже уйти в прошлое… Туда, где Илюша был с нами… или даже раньше… Когда еще не было Илюши… Когда все в моей жизни могло повернуться по-другому.