Виктор, вышел на улицу, остановился и закурил. Он прислонился к фонарю и посмотрел в сторону, где увидел идущего вдоль пристани Жадовского.
— Ваше благородие! — окликнул его Виктор, — господин капитан!
— Я не понял? — резко остановился Жадовский, удивлённо оглянулся, обернулся и, приблизившись к Виктору, схватил его в дружеские объятия.
— Витенька! Капитан фон Готт! Да ты, я вижу, твоё высокоблагородие теперь?
— Здравствуй, старина! — радостно обнял его Виктор, — да вот так, Миша. И по окопам нынче не доводится грязь топтать!
Друзья расцеловались и снова обнялись.
— И что же Вы тут делаете, господин полковник? — спросил Жадовский полушутя, не желая выпускать Виктора.
— Следую в Нью-Йорк, по служебным делам, на вот этом вот… — указал Виктор на «Титаник», — с позволения сказать, пароходе. А Вы?
— А я нынче билетчиком на этом самом пароходе, — грустно сказал Жадовский, — не нашлось в старушке Англии иного места для капитана, офицера и дворянина. Хотя я и не жалуюсь!.. Ну, так что? Может, зайдёшь ко мне? Выпьем по маленькой, тряхнём стариной? Ведь с самого Мукдена мы с тобой и не виделись?[20] Сколько же лет прошло, а ты вроде и не изменился!
— Да всё одно, молодею, Миша, — махнул рукой Виктор, — а тебя, вижу, жизнь потрепала? Аж сюда занесла?
— Да уж, — вздохнул Жадовский, поправив фуражку, — ну так что? Ты всё тот же лихой драгун-сибирец?
— Да всё тот же, Миша, куда же мне деться?
— Ну, значит, не зря я припас на сегодня бутылочку «Царской»?
— А как же Анастасия Ильинична? Слыхивал она у тебя ух какая правильная!
— Ой, Витенька, да брось ты! — рассмеялся Жадовский, — Анастасия Ильини-ш-на в Нижнем Новгороде, великовозрастных деток нянчит сейчас! А я тут вольный казак, как Тарас Бульба на Сечи! И вообще, ты же так и не прибыл ко мне на Троицын День? Так что с тебя причитается, капитан!
— Ну, тогда идёмте? Грешно русскому человеку отказываться! — рассмеялся Виктор и старые друзья подались в ночь по пристани, весело и громко обсуждая всё на свете. Благо, русского языка тут кроме них никто не знал. Ну, разве что, уже собиравшиеся возле «Титаника» некоторые пассажиры, оживившиеся, едва заслышав родную русскую речь…
МАНЬЧЖУРИЯ; МУКДЕН; ФЕВРАЛЬ 1905 ГОДА
— Поторопись! Поспешай, сыночки! — кричал полковник Мадритов[21], сам едва уклоняясь от летящих комьев мёрзлой земли, вперемешку со льдом, снегом и вражескими осколками.
— Заряжааааай!!!! — орали то тут, то там командиры орудий, бивших в ответ по японским расчётам.
Пехота, спешенные драгуны, уклоняясь от огня, почти по пластунски выбиралась на передний край. Впереди виднелось ещё три ряда траншей, с которых их вчера выбили.