Смит осознавал, что принцип экономической Свободы обладает определенными недостатками. В частности, он был обеспокоен последствиями крайностей в разделении труда: «Человек, который проводит всю свою жизнь, выполняя несколько простых операций… чаще всего становится настолько глупым и невежественным, насколько это Вообще возможно для человеческого существа». (Да, с этим не поспоришь: привести в пример хотя бы всех этих политиков, которые только и делают, что пожимают руки и воспроизводят заученные фразы.) Но все же разделение труда стоит того. Специализация на любом производстве повышает уровень производительности. (И политиканская специализация по крайней мере оставляет надежду, что они не займутся чем-то другим, и их глупость и невежество не причинят еще больший ущерб экономическому росту.)
Еще более сложные принципы Адама Смита.
Проведенная Смитом логическая демонстрация того, как производительность возрастает благодаря личной заинтересованности, разделению труда и свободной торговле, опровергла тезис (до сих пор столь милый сердцу левых) о том, что обогащение одного человека непременно ведет к. обнищанию другого. Богатство — не пицца. Если я отрезал себе слишком много кусков, это не значит, что тебе остается жевать картонку.
Доказав, что богатству народа теоретически нет предела, Смит также показал, что неверно полагать, будто богатство — это лежащая мертвым грузом куча добра. Богатство должно быть распределено естественным образом в товарах и услугах; другими словами, богатство — это то, что в ходу на кухне и в конюшнях замка, а не то, что хранится в башне в железных сундуках. Смит описывает специфику этого распределения в первом предложении вступления к «Богатству народов»; «Годичный труд каждого народа представляет собою первоначальный фонд, который доставляет ему все необходимые для существования и удобства жизни продукты, потребляемые им в течение года». Смит, таким образом, одной строкой создал концепт валового внутреннего продукта. Без понятия ВВП современные экономисты вообще оказались бы не удел и просто стояли бы молча, нацепив для приличия галстуки и молясь, чтоб их миновала чаша отвечать на вопросы на телевидении.
Если само богатство не привязано к определенной форме, то такова и его мера — деньги. Сами по себе деньги не имеют никакой ценности. Спросите об этом любого малыша, кому случалось проглотить монетку, и он вам подтвердит. Не говоря уже о тех, кому случалось переживать инфляцию. Но не будем забывать, что в восемнадцатом веке деньги все еще изготовляли, по большей части, из драгоценных металлов. Поэтому рассуждения Смита о сущности денег могли произвести слегка обескураживающий эффект на читателей, несмотря на то, что им был известен пример наводненной золотом, но погрязшей в нищете Испании. Золото, определенно, стоит столько золота, сколько оно весит. Но вовсе не столь очевидно, что оно стоит чего-то еще. Это почти как если бы Смит сначала доказал, что все мы можем иметь больше денег, а потом доказал бы, что за деньги нельзя купить счастье. И это правда. Счастье купить нельзя. Его смежно взять в аренду.