— Господа офицеры, сожалею, но должен покинуть вас на некоторое время. Предлагаю вам передислоцироваться за соседний стол, где вы сможете пополнить ваши поиссякшие силы и дождаться моего возвращения. Я вернусь минут через сорок.
Передислокация сменила настроение. Пара рюмок крепкого напитка вернули Шниттке к еще совсем недавним временам, когда он был с Генрихом на «ты».
— Представить себе не можешь, что мне пришлось перенести во время последней аудиенции у адмирала, когда я доложил ему наш план.
— С трудом, — согласился Генрих.
— Раньше трудно было себе представить, что он может впасть в такую ярость. Он заявил, что я должен понимать, в какую опасную фазу мы вступили и надеется, что мы будем действовать разумно и быстро. А мы, якобы, вместо дела сели за стол и стали плодить бумаги. Он схватил наш план, изорвал в клочья, ссыпал их в вазу для фруктов и поджег. Взметнулся такой столб огня, что я не знал, что делать — не начался бы пожар. Однако пламя на адмирала подействовало успокаивающе. Стоило последнему листку наших еврейских страданий превратиться в пепел, он заметно успокоился, вернулся за стол и продиктовал мне три пункта, которые подлежат немедленному исполнению при соблюдении самого высокого уровня конспирации.
Дверь распахнулась, и в кабинет стремительно влетел Гофмайер. Сбросив шинель, он тут же оказался у стола.
— Эта Россия доконает меня своими холодами! То насморк, то горло, то… Дайте что-нибудь выпить!
— Адмирал прав — в нашем деле сохранить здоровье и душевное равновесие труднее, чем получить очередное звание.
— На черта мне звание, если не будет здоровья, — утратив чувство юмора, мрачно подтвердил Гофмайер.
— От внешних врагов нас спасет великая немецкая армия, от внутренних Германию спасем мы — военная контрразведка. Идите и выполняйте долг перед вашей великой Родиной. Это напутственные слова нашего руководителя. Предлагаю выпить за адмирала. Особенно усердно за него должен выпить Генрих.
— С удовольствием, конечно, но почему мне такое предпочтение?
Шниттке опрокинул очередную рюмку, после чего на несколько минут впал в размышление, а потом продолжил:
— Где-то ближе к концу встречи адмирал заговорил о возможных трудностях при проведении операции. И я верноподданически предложил организовать для Генриха краткий курс обучения по ведению наружного наблюдению, радиоделу и так далее.
— И что же адмирал? — пьяно вскинул голову Гофмайер.
Шниттке снисходительно взглянул на обоих.
— Адмирал неожиданно разразился громким смехом. А потом заявил, что он с трудом переносит Россию с ее грязными деревнями, разбитыми дорогами и неопрятными городами. Однако после событий под Москвой он отдает должное русским. А Генрих мотал в течение недели, а то и больше, две наших бригады наружного наблюдения, два поисковых отряда и целую группу радистов. После чего чистеньким, разве что не в галстуке, явился к нам и как ни в чем не бывало предложил свои услуги. Так что вряд ли его можно еще чему-нибудь научить.