Уже в прихожей пахнуло чем-то близким к уюту. Чистый деревянный пол украшали лоскутные дорожки. Стол с могучей столешницей подпирали четыре толщенные опоры.
На шум из глубины дома вышла женщина, являвшая собой воплощение всех черт арийской расы: натуральная блондинка со светло-голубыми глазами, среднего роста, белолицая. Ее поведение вполне соответствовало образу. Она что-то коротко бросила шоферу и тот, не попрощавшись, исчез. Видимо, это был день, когда по немецкому календарю не следовало ни прощаться, ни здороваться.
— Здравствуйте, фрау, — произнес Северов и склонил голову. — Я — Генрих, прибыл к вам на постой.
— Карин, — вырвалось у нее невольно, о чем она тут же пожалела и взяла себя в руки. — Я — хозяйка дома, поэтому по всем проблемам быта обращайтесь ко мне. Вот — туалет и умывальник. На столе ужин и горячий кофе. В экстренных случаях постучите мне в дверь на втором этаже, но только до 945 вечера — потом я ложусь спать. И с 7.30 утра, когда я уже бодрствую.
«Брунгильда», — назвал ее мысленно Генрих эпическим германским именем, неожиданно всплывшем в его памяти из времен далекого детства.
Тогда мать читала ему на ночь отрывки из древнего эпоса, кажется, из «Песни о нибелунгах». В воображении сложилась статная дама с мужественным лицом и мечом в сильных белых руках. Карин на эпическую Брунгильду не тянула. Была на голову ниже воображаемой героини, в плечах вполовину уже. Руки, конечно, никогда тяжелого меча не держали и были нежно красивы, особенно кисти с длинными изящными пальцами и миндалевидными ухоженными ногтями.
— Для чтения на столике газеты, — продолжала она. — К сожалению, не свежие, новые пока не поступали. Дом охраняется снаружи, так что самостоятельно выходить не рекомендуется. — Она повернулась и едва заметно плавно покачивая бедрами направилась вглубь комнаты к лестнице, ведущей на второй этаж.
— Спокойной ночи, фрау Карин!
Пожелание застало ее уже на второй ступеньке лестницы. От неожиданности она слегка вздрогнула, повернула голову и глянула через плечо на гостя так, словно он сделал ей скабрезное предложение.
Оставшись в одиночестве, Генрих привел себя в порядок, съел оставленный на столе ужин, уселся в кресло и почувствовал, как приближающийся сон, перемешиваясь с реальностью, овладевает им. Завтра начнется новая жизнь. Как долго она продлится? Или едва начавшись, бесславно закончится в темноте подвала или на поляне при ясном свете? Но это уже совсем не важно.