Было около часа ночи, когда раздался тихий плач Никиты. Даже не плач, а так, озвученное недовольство. Ника прислушалась: шагов в коридоре не было слышно, значит, Исаев так и не соизволил вылезти из постели. Сама виновата: не стоило оставлять с ним ребенка. Пошла, щелкнула выключателем в коридоре, опытной рукой развела молоко и заглянула к Паше: тот и не думал качать ребенка.
— Иду, иду, мой хороший, — она нагнулась, чтобы дать бутылочку.
— Я его приучаю успокаиваться самостоятельно! — прошипел Исаев. — Тебе что, нравится надо мной издеваться?
— Что?!
— Зачем ты являешься ко мне посреди ночи в таком виде?
— В каком? Извини, паранджи у меня дома не завалялось.
— Очень смешно! Ты хоть в курсе, что на свет твоя рубашка абсолютно прозрачная?!
— Ну, знаешь! — фыркнула она. — Никто не виноват, что ты такой озабоченный!
Ника с силой пихнула Исаеву бутылку и вышла вон, с трудом удержавшись от того, чтобы хлопнув дверью. Сам спит в одних трусах, окучивает ее подругу, и еще смеет возмущаться!
Вернулась к себе, с головой залезла под одеяло и поклялась больше никогда и ни за что не помогать людям.
25 мая 23:15
#никапекарь #фоторецепты #панкейки
А у меня в инстаграме — классические американские панкейки, завтрак чемпионов.
Спасибо всем новоподписавшимся!
Что готовим в следующий раз?
P.S.: скоро выхожу на работу, рецепты будут реже. Но интереснее.
Второй день после ужина с Леной подходил к концу, а Ника продолжала бойкотировать Пашу. Если разговаривала — только по делу, если кормила — то стукнув тарелкой по столу, если ребенок спал — окапывалась в своей комнате.
— Нет, я так не могу! — не выдержал Исаев, отодвинув нетронутую порцию лазаньи.
— Голодай, — бросила Ника, отмеряя смесь, чтобы уложить ребенка.
— Что ты на меня взъелась?
— Все нормально, — холодно процедила она.
— Нет, ты злишься.
— И что тебя не устраивает? — она навинтила соску. — Я тут, я помогаю с Никитой, я даже готовлю, хотя пора бы и самому научиться.
— Это сделано без любви, — он кивнул на тарелку еще дымящегося итальянского блюда, украшенного веточкой базилика.
— Что?!
— Каждый раз, когда ты вот так смотришь на меня, я опасаюсь, что ты намешала туда цианида.
— Очень остроумно, — она вытерла руки полотенцем. — Если бы я хотела тебя убить, сделала бы это ночью подушкой. Ты ужасно храпишь.
— Неправда! Я бы знал.
— Вот и знай, — и она проплыла мимо него с видом монаршей особы.
Но когда женщина играет в молчанку, подсознательно она ждет, чтобы у нее выведали причину. Так и Ника: словно нарочно она снова и снова мозолила Паше глаза, невзначай ходила мимо и поджимала губы. А он, видимо, всерьез полагал, что достаточно спрашивал. Всего-то раза четыре. Нет, пленного партизана он бы ни за что не расколол.