— Значит, будет драка, — произнес второй.
— Думаешь?
— Ну, а кто ж по пьяни баб отдаст?
— Посмотрим. Читайте молитву, кто знает, и пошли.
— Коннетабль, а сколько вы сможете собрать людей, если мы заберем у них женщин?
— В замке сержант и два человека, но барон их брать не позволил. Шестеро на заставах охраняют дороги. Солдат остановился, коннетабль и его люди остановились тоже.
— Что с вами, коннетабль? Волнуетесь?
— Ну, я… не то что бы… нет, я готов сразиться.
— Это ваше первое дело?
— Ну, я пока что только конокрадов ловил, дезертиров отгонял, дебоширов из трактира в подвал сажал. А вот так… чтобы вот с такими… ну, это первый раз у меня.
— Да не волнуйтесь вы, я думаю, сегодняшний день мы переживем.
— Да?
— Да. Вежливо попросим вернуть баб. Вернут — мы уйдем. Не вернут — мы тоже уйдем. Пойдем собирать людей. И чем больше соберем, тем меньше у них будет охоты с нами драться. Ясно?
— Ясно, — сказал коннетабль.
— Ясно, — сказал один из людей коннетабля.
В харчевне было на удивление светло и тепло. В очаге горели дрова, абсолютно голая, простоволосая женщина, большой деревянной ложкой перемешивала что-то в большом котле на огне.
— Ой, — сказала она и присела на корточки, чтобы скрыть наготу.
Солдат осмотрелся, еще одна голая женщина лежала на полу между лавкой и столом. Над ней, за столом, сидел длинноволосый дезертир. Он был бос, и свои босые ноги поставил прямо на женщину. Еще один дезертир лежал на лавке у стены, а двое других уже стояли посреди харчевни. Один здоровенный детина так же был бос, и кроме штанов на нем был дубленый тулуп обшитый синим атласом, вещь была дорогая, но детине явно не по размеру. Он на нем едва бы застегнулся. Детина, словно хворостиной поигрывал вполне себе увесистой секирой. На втором была дорогая, двойной кожи подкольчужная рубаха, добрые сапоги, и он сжимал копье. На его левой руке у мизинца и безымянного пальца не хватало фаланг. У того, что сидел за столом, через всю левую часть лицо шел шрам, а у здоровяка не было половины левого уха. Тот, что лежал на лавке, встал, потянулся, взял не спеша копье, и тоже вышел на середину.
«Да, — подумал солдат, — народец резаный-рубленый, как бы коннетабль с его людьми не сбежали, глядя на них» — и произнес:
— Здравы будьте, братья-солдаты.
— И тебе, брат-солдат, здравым быть. — Отвечал тот, кто был в кожаной рубахе с заметным южным акценттом.
— Вдоволь ли у вас хлеба, братья-солдаты? — Спросил Волков.
— Горек хлеб солдатский, — заговорил тот, что встал с лавки, у него была рассечена верхняя губа, и не было зуба, он пришепетывал. — Из крови и грязи хлеб солдатский и его у нас вдоволь.