И еще повсюду был виноград – значит, сбор урожая в виноградниках был в самом разгаре. В основном он был черный и красный, и очень сладкий.
Особенно он нравился мне в виноградной скьяччате, которой как-то угостил меня Изидоро – она была похожа на традиционную, но с темно-красным виноградом.
Именно ее я и поедала, сидя как-то поздним утром возле «Чибрео», когда зазвонил телефон. Номер был незнакомым.
Я взяла трубку, и в ней раздался хриплый мужской голос. Говорили по-итальянски, с сильным акцентом, и даже по телефону было слышно, как на том конце затягиваются сигаретой.
– Ciao, Камин, – сказал незнакомец. – Это Бернардо, друг Карло и Аурелии…
Тот самый непростой Бернардо! Пока я была в Лондоне, он однажды написал мне, сообщив на ужасном английском, что уехал куда-то на съемку, но ему бы очень хотелось встретиться со мной, когда мы оба вернемся во Флоренцию. Я ответила коротко, написав лишь дату – в начале октября – и мой телефонный номер, и забыла об этом.
Но Бернардо, как видно, не забыл. Он позвонил мне в тот самый день, который я указала, сообщив, что сейчас в центре Флоренции, и предложил встретиться за обедом. Я согласилась и спешно доела остатки сладкой скьяччаты – тем самым нарушив все правила приема пищи по-итальянски, съев выпечку до обеда. Мне пришлось так настойчиво уговаривать Беппе позволить съесть ее перед самым обедом, что мы чуть не поругались. Итальянцы так свято верили в рационализм собственных кулинарных правил, что не упускали возможности навязать их иностранцам – то есть мне. Для них это было чем-то вроде услуги общественности, гуманитарным актом. Но, несмотря на свое хорошее воспитание, время от времени я позволяла себе бросать вызов правилам.
Страх знакомства с итальянскими мужчинами отступил перед искушением пообедать в новом месте.
На приглашение на обед здесь всегда смотрели позитивно.
– Allora[113], встретимся у вепря через полчаса? – спросил он.
Завернув за угол, в сторону Нового рынка, я замешкалась: краем глаза я заметила человека, ждущего на условленном месте. Он был совсем не таким, каким я его себе представляла. Этот Бернардо был ниже и шире в плечах, с густой шевелюрой кудрявых каштановых волос, морщинистым лицом с огромным римским носом и аккуратной бородкой, в которой проглядывала седина. На нем был легкий твидовый пиджак и джинсы, на ногах – забрызганные грязью рабочие ботинки; пальцы, в которых он держал сигарету, были все в порезах и царапинах. Он задумчиво хмурился и был явно чем-то обеспокоен.
Меня он еще не видел, и в какой-то момент мне захотелось повернуться и уйти домой, но я взяла себя в руки, подошла и поздоровалась. Он спросил, потерла ли я пятачок вепрю – на наших глазах к нему как раз выстроилась очередь туристов. Я покачала головой.